— Я не хотел к нему пойти и в лучшее время, доброю волею, целый и богатый. Пристало ли мне идти сейчас за смертью? Я слеп и глух, беден и сир, но ни о чем не жалею. Тоскую я только об одном — о моем милом сыне Асманаке. взятом русскими в полон. С ним одним, и без царства, и без богатства, без жены и других сыновей, я мог бы еще жить на свете. Теперь отсылаю последних детей в Бухару — святую землю, а сам еду к ногаям.
В словах хана, хотя и произнесенных дрожащим слабым голосом, сказался весь его характер — гордый и неукротимый. Сеид Тул-Мехмет два дня пробыл в лесном улусе хана. Кучум уныло бродил среди могил и говорил с великим страданием в голосе:
— Это были мои лучшие воины! С ними я пришел в прииртышские степи и завоевал Сибирь…
Надвигалась холодная осень. Бывший хан не имел ни теплой одежды, ни коней. Он послал двух слуг в татарскую волость Чаты, присягнувшую на верность Москве. Слуги явились к мурзе Кошбахтыю и просили у него для Кучума коней и одежды, чтобы можно было подняться хану и отправиться в новый путь.
Мурза прислал ему коня и шубу, а на другой день приехал и сам в становище Кучума… Заметив Кошбахтыя, хан ушел в юрту и сказал слуге:
— Эта лиса едет сюда, чтобы предать меня!
Целый день он затем молчал, а ночью тихо вышел из шатра, сел на коня и отправился вверх по Оби.
С тех пор навсегда потерялся след Кучума…
Народная молва сохранила, однако, предание о том, что одинокий и всеми покинутый хан долго скитался в степях верхнего Иртыша, близ озера Зайсан-Нора. Не имея ни одежды, ни еды, он похитил несколько коней из табуна, и был гоним кочевниками из пустыни в пустыню. В один из дней его настигли на берегу озера Кургальчик и отобрали все, что было при нем. Смертельно усталый, еле двигающий ногами, хан добрел в степной ногайский улус, прося приюта. Его пустили в юрту, но, нарушив обычаи гостеприимства, ночью задушили. Выбрасывая его окоченевший труп из юрты, ногайцы со злобой сказали:
— Отец твой Муртаза нас грабил, а ты был не лучше отца!
Так, по народной молве, кончил свои дни хан Кучум. Сибирь прочно вошла в состав Руси, и прежние подданные хана быстро забыли о нем.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Совершенно иная участь в памяти народа выпала, на долю Ермака и начатого им большого движения русских «встречь солнца». Где нашел себе вечный покой Ермак, про то знали лишь ясные зори да старинные песни, что сложил русский народ про одного из своих верных сынов. Ни один исторический источник не дает на этот вопрос точного и ясного ответа. Русский народ с этим примириться не мог и овеял легендами землю, принявшую прах Ермака. Людская молва и сибирские старожилы указывают на один из степных курганов, который высится неподалеку от Тобольска. В нем, якобы, и покоятся останки покорителя и освободителя Сибири. Но это оспаривается народной песней, которая звучит и сейчас в просторах Сибири. Слова этой песни трогательны, волнуют душу:
Было ли это так или иначе, не все ли равно! Важно то, что дело, предпринятое Ермаком во славу Руси, оказалось всенародным делом. Эго очень скоро осознали русские люди и поторопились по живым следам записать ермаковский поход в Сибирь. Тридцать восемь лет спустя после гибели Ермака, в тысяча шестьсот двадцать втором году, первый архиепископ сибирский Киприан, который пребывал Тобольске, решил написать историю завоевания Сибири. В ту пору в самом Тобольске и по другим возникшим сибирским городам еще жили непосредственные участники и свидетели этого большого исторического события — старики-казаки из воинской дружины Ермака Тимофеевича. Они с охотой отозвались на призыв Киприана и приехали в Тобольск. Среди них оказался крепкий, ядреный старик Гаврила Ильин, у которого, несмотря на_годы, была светлая память. Он и другие казаки не только рассказали Киприану о минувших днях, но и вручили ему свои «письменные сказки», в которых очень живо и связно изложили свои воспоминания. На основании этих трудов простых казаков — соратников Ермака и была создана первая Сибирская летопись, которая, в сущности, и является самым ценным источником сведений о событиях, имевших для России огромное значение.