Ермо

– Прежнюю, старина, – сказал Джордж. – От тебя так чудно разит потом.

Она прожила в доме Сансеверино четыре месяца. Джордж постепенно приходил в себя, однако сотрясение мозга то и дело напоминало о себе – обмороками, сонливостью или же, напротив, мучительной бессонницей.

«Возраст, синьор, – разводил руками старенький доктор Минни. – И было бы странно, будь по-другому».

Иногда он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой и лежал целыми днями, прикованный к постели.

«Только не вздумай кормить меня с ложечки, – ворчал он, отстраняя Нугу. – На то есть сиделка».

Четыре месяца она не отходила от него ни на шаг. Завтрак, обед, ужин – вместе. Она ни разу не сказала: «Джордж, тебе этого нельзя». По вечерам она ему читала вслух – последний раз ему читала тетушка Лизавета Никитична, когда он болел, ему было двенадцать лет. Тетушка читала ему «Капитанскую дочку», Нуга – «Записки охотника». Глядя на Ависагу, которая вечерами причесывалась перед зеркалом после ванны, он неощутимо погружался в полудрему, но еще чувствовал ее тело рядом с собой, душистое, как весенний тополь, чистое и сильное, и, просыпаясь среди ночи, слышал ее посапывание у своего уха, чувствовал тихий жар, источаемый ее телом, а просыпаясь утром, втягивал ноздрями тонкий запах ее пота и любовался вишневыми пухлыми губами, перебиравшими невнятные звуки, – словно почуяв его взгляд, она начинала потягиваться, по-кошачьи выгибаясь и мяукая: «Джордж, это я…»

Она забирала в кухне завтрак, пристраивала поднос на постели и устраивалась напротив Джорджа, скрестив ноги по-турецки – толстые красивые коленки, литые бедра, смутная улыбка. «Я не порчу тебе аппетит?»

«Нуга, ты хоть отдаешь себе отчет в том, как это двусмысленно звучит?»

Она только качала головой, большущая красивая девчонка с припухшими от сна подглазьями и плотно пригнанными, как зерна в кукурузном початке, зубами.

«Если ты решишь уйти, – сказал он, – то сделай это, когда я буду спать».

«Договорились, – кивнула она. – Когда ты будешь спать».

Она и ушла, когда он спал. Быть может, он перестарался со снотворным: разболелись колени и позвоночник. Да и сотрясение мозга в очередной раз напомнило о себе: голова кружилась, как в детстве после катания на карусели.

Восстановить события той ночи по ежедневным газетам практически невозможно. Да и полицейские протоколы фиксируют лишь несколько разрозненных фактов, что и вовсе затрудняет работу биографа, оказывающегося в опасном зазоре между вымыслом и домыслом.

Вырисовывается следующая картина.

С проходившего по узкому канальцу катера видели двух мужчин и женщину на галерее палаццо Сансеверино. Как показали свидетели, мужчины сцепились в схватке у парапета, тогда как женщина находилась в нескольких метрах от них. Внезапно она бросилась бежать и скрылась за поворотом галереи, и в этот-то миг мужчины, не удержав равновесия, перевалились через парапет и рухнули вниз. Было поздно, темно, и когда катерок, развернувшись, приблизился к месту падения, на поверхности были видны лишь окурки да банановая кожура.

Прибывшая вскоре полиция начала поиск. Водолазы спустились в канал, а полицейские попытались войти в дом Сансеверино. Сразу сделать им это не удалось: кто-то изнутри отключил сигнализацию. Пришлось барабанить в дверь. Наконец управляющий, то есть Фрэнк, впустил промокших под дождем и продрогших служителей закона и провел их на галерею.

Одно из окон, выходившее на эту сторону, было открыто настежь, свет в комнате горел, на столе стояла недопитая бутылка виски. Беглый осмотр, однако, не выявил никаких хищений. Да и проникнуть из этой комнаты в другие помещения дворца, как выяснилось, можно было лишь одним способом – через комнатку треугольной формы, открывавшуюся только снаружи. Возможно, воры, наткнувшись на прочные запертые двери, вернулись на галерею и решили проникнуть во дворец другим путем, но что-то им помешало. Не исключено, что им помешала замеченная свидетелями женщина, хотя и это обстоятельство не объясняет причин вспыхнувшей вдруг между преступниками ссоры, переросшей в драку с фатальным исходом.

Под утро со дна канала наконец извлекли два трупа – старого и молодого мужчин, судорожно вцепившихся друг в дружку, – так их двоих и вытащили на борт спасательного катера. Одного из погибших слуги Сансеверино опознали: за несколько месяцев до этого случая он работал в бригаде реставраторов, восстанавливавших одну из картин в доме. Старика не знал никто. Никаких документов при погибших не оказалось. По сохранившимся бумагам удалось установить, что молодого мужчину звали Игорем Дембицким. О женщине не удалось узнать почти ничего. В доме жила гостья хозяина, но, по словам управляющего, она накануне уехала и не могла иметь отношения к происшествию. Другие женщины никак не могли проникнуть во дворец, чтобы об этом не знали Фрэнк или его жена.

Проверка приходящей прислуги ничего не дала: во-первых, это были люди, ни разу не входившие в конфликт с законом, а во-вторых, у всех было алиби.