Ермолка под тюрбаном

Вместо этой прогнившей церковности Меламид предлагает новую теологию и религиозность. «Я — есть Бог», — утверждает Александр Меламид, глава нового религиозного культа. С главным святым, пострадавшим за искусство, — Ван Гогом. Меламид утверждает, что его новая религия может даже излечивать разные недуги, но не наложением рук святых новой церкви, а путем проецирования на тело больного разных живописных шедевров великих мастеров: от заболеваний печени вам поможет, оказывается, Рубенс. А тот же Ван Гог — от воспаления, скорее всего, среднего уха. Но если вы не верите в этого бога? Меламида это не смущает. Есть религии, в чьих богов мы не верим. Евреи не верят в Иисуса Христа, но это не мешает им каждую субботу славить иудейского Бога. То же можно сказать о мусульманах в отношении буддистов или о квакерах в отношении Церкви сайентологии, где причащаются голливудские звезды. Оказывается, для того, чтобы государство Соединенных Штатов признало статус твоего верования как религии и новой церкви (а не секты), надо подтвердить, что твое религиозное учение исповедуют не менее полумиллиона человек. В таком случае твою секту считают новой религией, ты становишься ее богом-родоначальником, а твоя церковь получает статус благотворительной организации, то есть освобождается от налогов. Этот закон возник в связи с тяжбой Церкви сайентологии, считавшейся сектой. Именно на это и надеется Меламид. Он верит, что соберет пятьсот тысяч верующих, и тогда американское правительство (и мы тоже) поверит, что Меламид действительно Бог.

Есть ли Бог? Тех, кто отвечает, что да, Бог существует, называют верующими, а тех, кто не верит, атеистами. Но сами атеисты в большинстве своем утверждают, что этот вопрос — есть ли Он или нет? — их вообще не волнует: они борются против веры в религиозные доктрины вроде загробной жизни, рая и ада. Кроме верующих и атеистов в последние годы возникла еще одна школа. Они называют себя Possibilians — от слова possibility, то есть возможность, вероятность. Эти «вероятностники» не отвергают никакой гипотезы, если ее невозможно ни доказать, ни опровергнуть фактами[4]. Это занимательные гипотезы о том, что такое наша жизнь с точки зрения Бога (если бы Он существовал) и как Он мог бы одну и ту же человеческую жизнь разыграть совершенно по-разному. Мне больше всего понравилась история о том, как мы в разном возрасте — разные люди, но сосуществуем с божественной вневременной точки зрения параллельно, не узнавая друг друга. И естественно, одно из наших «я» — атеист, другое — страстный верующий, но друг с другом они не общаются, не пересекаются. В самой первой из этих историй высказывается гипотеза о том, что Бог, прекрасно существующий вне зависимости от того, что мы о нем думаем, вовсе не подозревает о нашем существовании, о природе человека. Дело в том, что Бог — это микроб, и мы для него — не более, чем питательная среда. Философски говоря, мы всегда знаем, что мы существуем (Cogito Ergo Sum), — это другие не подозревают о нашем существовании, как не были уверены в реальности нашей жизни в эпоху железного занавеса те, кто остался для нас, эмигрантов, по другую сторону. Они могли лишь гадать, что с нами происходит за границей.

21

Все эти идеи Меламид проповедовал — в свойственной ему убедительной ораторской манере артиста-концептуалиста — Селиму, нашему гиду по Каппадокии, где причудливые формы обветренных скал из туфа похожи на гигантские грибы вроде поганок или сморчков, то есть наркотического грибного снадобья. Это наркотическое состояние ощущалось физически во время наших визитов в страну катакомбного христианства — в Каппадокию. Пещерное бытие Каппадокии — это подполье религиозного сознания, от хеттов до христиан. Семион Столпник был из этих мест. Он, наоборот, чуждался пещерности и всю жизнь простоял на столбе, напоминая милиционера на своем посту.