Эрнст Генри гордился тем, что Советская Россия — первое государство, где боролись против антисемитизма и где злобных антисемитов наказывали. Правда, продлилось это недолго. И сменилось политикой государственного антисемитизма, что он почувствует на себе, когда после войны вернется в Москву.
Большевики считали: для создания нового, пролетарского государства необходимо прежде всего покончить со старой государственной машиной, разгромить ее, чтобы камня на камне не осталось, с корнем вырвать все проявления буржуазно-помещичьего владычества. Значит, так нужно действовать и в сфере искусства. Для «старого искусства» существовали только негативные определения: «насквозь прогнило», «разложилось».
А вокруг новой власти — вакуум. Интеллигенция отшатнулась от большевиков. Руководящие кадры партии организовали борьбу за искусство — разумеется, «подлинно революционное», «истинно пролетарское». Но овладеть искусством целиком можно было, только воспитав кадры своей художественной интеллигенции. Должны появиться и свои художники. Они пришли. Не очень талантливые, в искусстве — серые, скучные, одинаковые… Но верные начальству. Они обрели власть над миром искусства и определяли, что хорошо, а что плохо. Яркие, одаренные, талантливые, не такие, как все, отвергались.
«Прощай, все старое!»
В 1922 году Отдел международных связей Исполкома Коминтерна подготовил Эрнсту Генри документы на имя Семена Николаевича Ростовского, уроженца Тамбова 1900 года рождения. И переслали ему через полпредство в Берлин. Так у него появились новые фамилия, имя, отчество. И он стал сразу на четыре года старше.
Штаб мировой революции, Исполком Коминтерна, со временем превратился в министерство по делам компартий с колоссальным документооборотом. В бывшем Центральном партийном архиве я просмотрел многие десятки толстенных папок — материалы Секретариата Коминтерна. В основном это донесения компартий с оценкой ситуации в своих странах, просьбы дать политические инструкции, помочь деньгами и принять на учебу местных активистов.
Эрнст Генри: «Из Москвы с помощью Коминтерна был послан обратно в Берлин, где вскоре был арестован полицией Зеверинга и выслан в Дрезден».
Депутат Рейхстага Карл Зеверинг в 1920 году стал министром внутренних дел Пруссии. Как социал-демократ он был принципиальным противником и нацистов, и коммунистов, которые одинаково травили его как символ Веймарской республики.
Межвоенная Веймарская Германия была федерацией. Она состояла из союзных государств, земель и вольных городов. Центральное правительство занималось внешней политикой, военными делами, таможенным и налоговым законодательством. Семнадцать земельных правительств ведали юстицией, правоохранительными органами, образованием, здравоохранением и вообще повседневной жизнью граждан. Самой крупной была Пруссия с населением в 38 миллионов человек — две трети населения всей Германии.
Политическая система Веймарской республики была очень либеральной, что создавало возможность полноценной жизни. Но после войны страна сильно пострадала от тяжелого экономического кризиса. Эрнст Генри видел, как инфляция за одну ночь делала богачами ловких спекулянтов, но на одного разбогатевшего приходились сотни и тысячи разоренных. Рядом с веселящейся молодежью — разочарованное и выброшенное на обочину старшее поколение, раненные и искалеченные в Первой мировой, нищие и озлобленные люди, которые не понимают, почему они проиграли войну. Они побеждали в одной битве за другой, а потом внезапно все рухнуло. Их просто предали, решили они. Германию победил внутренний враг, объединившийся с врагом внешним. Они с подозрением наблюдают за всем происходящим. Демократическая республика, конституция — все это кажется чужим и чуждым, привезенным из-за границы, навязанным немецкому народу. Чем дальше, тем больше прежняя, утерянная жизнь казалась прекрасной и заманчивой, всего было вдоволь, цены были низкими и был порядок, столько не воровали!
В этой атмосфере правые националисты развязали в стране настоящий террор. Эрнст Генри вздрогнул, когда застрелили министра иностранных дел Вальтера Ратенау. (В нашей стране он известен тем, что заключил 16 апреля 1922 года Рапалльский договор с Россией.) Министр вернул Германию в мировую политику. Побежденная страна вновь обрела право голоса. Ратенау участвовал в международных конференциях, он заключал договоры с другими государствами, и это возвращало немцам ощущение нормальности жизни. Но он был евреем, и Эрнст Генри понимал: это автоматически рождает дикую ненависть среди оголтелых националистов. Они распространяли о министре самые невероятные мерзости. Ратенау обвиняли в том, что по его вине немцы в войну голодали, в том, что он — тайный агент большевиков и пытается открыть большевизму дорогу в Германию, в том, что принес немецкий народ в жертву всемирному еврейству. Последний мотив был, наверное, самым главным.