Эромемуары

Дабы не выбиться из темы, заявленной в названии главы, придётся вновь пожертвовать хронологией. С первой и последней в нашей школьной жизни практиканткой (студенткой четвёртого курса пединститута имени Бонч-Бруевича) мы познакомились в последнем – десятом классе. Ею оказалась шатенка с ласковыми серыми глазами и умопомрачительной родинкой у левого уголка верхней губы. Фигурка тоже вроде бы ничего, в смысле – не входила в непримиримое противоречие с фэйсом. Впрочем, практиковалась она у нас, к сожалению, зимой, так что наверное можно было заключить только, что ноги у неё не гусём и талия отнюдь не прегадкая. Ни ручки, ни карандаши, ни тем более пеналы во время её уроков на пол не падали и никто не скрывался под партой, чтобы неторопливо весь этот канцелярский скарб подобрать. Мы тогда полагали, что этого не происходит потому, что уже повзрослели, что уже не те молокососы, которые были готовы таращиться на любые ножки, обнажённые чуть выше колен. Но мне почему-то кажется (как казалось и тогда, но не так твёрдо и уверенно, как кажется сейчас), что если бы Людмила Ивановна переехала вслед за мною в этот город и поступила работать в эту школу, и стала бы преподавать русский язык и литературу в нашем классе, то всё бы с ручками и пеналами повторилось как встарь… И тем не менее, почти вся мужская половина нашего класса при виде практиканточки дружно изобразила стойку борзой, наткнувшейся на перепёлочку. Однако на поверку она оказалась вовсе не перепёлкой и даже не куропаткой, и вообще не дичью, но хищницей. Для меня это стало ясно сразу после двух-трёх вечеринок, обставленных как празднование дней рождения, от посещения которых грех отказываться. Практикантка и не отказывалась. Она приходила, поздравляла, пила вино, даже танцевала иногда с кем-нибудь из мальчиков, но опытному взгляду было видно, что интереса мы для неё не представляем. Сначала я подумал, что из-за нашего малолетства, а потом понял, что годы тут ни при чём, а при чём нечто совершенно иное. И если бы не общевидовая кобелиная самовлюблённость, то эту странность заметил бы не только я. Странность была в том, что ей явно больше нравились наши девочки, а не мальчики. Именно с ними она общалась охотно, многоречиво, улыбчиво, весело, тогда как до нас попросту снисходила. Мне открылся истинный смысл её слишком нежных отношений со своей сокурсницей Адой, проходившей практику в параллельном классе. Хотя поначалу именно внешний облик этой самой Ады смущал, препятствуя прийти к напрашивающемуся выводу о нетрадиционной ориентации нашей практикантки. Дело в том, что Ада была с виду не менее симпатична и нежна, чем Жанна (Жанна Олеговна – если официально), а это обстоятельство напрямую противоречило ходячим представлениям негодующих мужиков, согласно которым в лесбийской паре одна из двух телок должна быть непременно мужеподобной, так как именно внешний вид, отвращая от нее лиц противоположного пола, подвигает таких мужланок склонять нежных девушек к однополой (по сути, но не по смыслу) любви… Я поделился своими наблюдениями с обществом и был поднят им на смех. Мужская половина нашего класса напрочь отказывалась верить, что такая хорошенькая девушка, как Жанночка, может оказаться… этой… ну из тех… вот, даже язык не поворачивается такое про неё ляпнуть… Тоже, нашли аргумент – язык у них не поворачивается, видите ли… Я не стал вступать в долгую дискуссию, приводить доказательства своей правоты, брызгать праведной слюной и т. п., а попросту утратил всякий интерес к практикантке, чем вызвал ехидные смешки у некоторых своих одноклассников, не преминувших помянуть всуе басню о лисице и зелёном винограде. Между тем практикантка времени даром не теряла, всё теснее сближаясь с некоторыми нашими одноклассницами. А с обладательницами бархатно-атласных бёдер Машей и Дашей так и вовсе сделалась запанибрата: не однажды замечал, как они запирались в физкультурной раздевалке – якобы чтобы примерить какую-нибудь обнову. В том, что эта обнова относилась к шмоткам интимного характера я не сомневался… И вдруг, в один – не скажу «прекрасный», но – памятный день я стал замечать на себе во время урока пристальные взгляды практикантки. Взглядами дело не ограничилось, последовали знаки устойчивого внимания к моей особе, закончившиеся неожиданным приглашением на чашку кофе в ближайшем кафе. Вектор её намеков и расспросов во время кофепития заставил меня насторожиться. Из книг я знал, что лесбиянки не склонны легкомысленно менять свою ориентацию. Значит, здесь что-то другое… Я устроил внеочередную сессию наших «сердец трёх», на которой и припёр моих атласно-бархатных охмурительниц к стенке: колитесь, мол, что происходит? Первой раскололась Маша, а за ней и Даша не замедлила с откровениями. Оказывается дело у них с практиканточкой наконец дошло до однополого групповичка, в котором самое непосредственное участие приняла её не разлей-вода-подружка Ада, и во время которого от этих будущих училок им (Маше и Даше) не удалось скрыть своей некоторой разочарованности происходящим. В ответ на недоумение практиканток эти мои дурёшки не нашли ничего лучше, как обмолвиться, что-де они видали и получше, и даже сказать – с кем именно они это «получше» видали. Вот отсюда и повышенный интерес лесбийской общественности к моей скромной особе.