Эротическая Одиссея, или Необыкновенные похождения Каблукова Джона Ивановича, пережитые и описанные им самим

Конечно, если бы Д. К. был человеком, намного более искушенным во всяческих литературных ухищрениях, то ему ничего бы не стоило расписать в своем мемуаре Викторию как этакую женщину–суккуба, то есть женщину–демона, на худой конец, сделать из нее просто ведьму, что тоже, посудите, достаточно экзотично, а делается это очень просто: берется несколько книг, что у любого уважающего себя мемуариста всегда под рукой (в случае Каблукова это были бы «Молот ведьм» Шпренгера и Инститориса, «Древняя и высшая магия» неведомого автора да парочка руководств известного шарлатана Папюса по оккультизму), проводится за их чтением милый вечерок, ну а потом, сами понимаете — все по Шпренгеру, Инститорису да Папюсу, вначале объяснение страничек этак на пять, что есть суккуб, то есть женщина–демон («демоница» звучит так же плохо, как и «суккуб»), а что — ведьма, то есть существо, зависящее от демона и от всякой прочей нечисти (что касается суккуба, то все здесь просто: это демон, который может принимать мужское семя, демон же, который может наделять женщин семенем, называется инкубом, самое же забавное, что как прием, так и выделение семени лишь псевдодеяния как суккуба, так и инкуба, но тем, кому интересны детали, могу посоветовать обратиться к все тому же «Молоту ведьм», издательство Интербук, Москва, 1990, с. 96–108, еще в сей книге есть прелестнейший раздел «О способе, коим ведьмы лишают мужчин полового члена» — см. там же, с. 207–211), но оставим подобные шутки лукавому, ибо Джон Каблуков — человек, ухищренный во множестве вещей, вот только писание мемуаров к этим — чему? правильно, вещам, — не очень–то и относится, а потому разукрашивать мне все то, что происходило, не с руки, хотя совершенно ясно, что Виктория Николаевна Анциферова действительно была женщиной–демоном, то есть суккубом, и ведьмой. (Да, да, вот так одновременно и демоном, и ведьмой, все средневековые инквизиторы просто сдохли бы от одного упоминания о подобном казусе.)

И если Д. К. ничего не знает об этом и находится сейчас в состоянии душевного смущения (или смятения, кому что больше нравится), убравшись ото всяческих глаз подальше, схоронившись на непонятное время в жалкой пародии на давно уже несуществующее фамильное имение Каблуковых — Таконских, что было где–то на границе Полтавской губернии и Севильи (а может, Гренады, опять же — кому что больше нравится), то сама Виктория Николаевна прекрасно осознает, кем она является и почему стала именно такой, впрочем, удивительная эта женщина осознает практически все, ум ей от Господа дан недюжинный, можно сказать, что ум не женский, хотя всеми остальными чисто женскими качествами природа и уже упоминавшийся Господь наделили ее в избытке.

Да, Виктория, ты рвешься, ты стучишься, ты просишься в роман, ты врываешься в него с шумом и грохотом, и бедному Д. К. не остается ничего больше, как подвинуться и дать тебе место.

Надо сказать, что имя Виктория было не первым, которое носила эта прелестница. Когда–то ее звали Еленой, потом она стала Хлоей, затем Фотидой, а потом превратилась в загадочные инициалы M.М., что дошли до нас со страниц многотомных воспоминаний Казановы. Последнее имя, под которым она была известна перед тем, как проникла в жизнь Каблукова, было Эммануэль, в то время ей исполнилось то ли двадцать четыре, то ли двадцать три года, а может, двадцать пять лет, а может, и двадцать шесть, но разве это важно, когда речь идет, о молодой и красивой женщине? Была Эммануэль женой тайского дипломата, все свое время они с мужем проводили в различных экзотических странах, и если что и интересовало красавицу–дипломатшу, так это лишь любовь, причем исключительно в ее плотском, так сказать, физическом проявлении.

Но собственно история Эммануэль абсолютно не интересует ДК. Каблукову важна Виктория, она интригует его, она манит, она влечет, бедный Д. К., еще не знающий, что от этой женщины ему не уйти.