- Нет. Он в Танечку влюблен. Я для него - ребенок. Для нее тоже. И мне так нравится. Так что - не бойся, я им в разлад не стану. Он только один раз сказал, что я красивая, и то между прочим, как о произведении вашего с мамой искусства. А вот о маме - это да, несколько раз вспоминал. Знаешь, как он говорит? Что в ней течет царственная кровь. Не в том смысле, что она царская родственница, а в том, что внутренняя природа царственная. Хочется ей подчиняться. Потому, что кровь с особенными магнитными свойствами. Его сильно притягивает. Так и сказал. И ты ему тоже понравился. Глаза, - говорит, - очень глубокие.
- В тебе тоже мамина кровь. И не притягивает?
Она наклонилась к отцу и шепнула на ухо как бы по секрету:
- Притягивает. И Танечку тоже. Я чувствую. Просто я для них - маленькая девочка, и поэтому они еще не понимают моего притяжения.
И, отклонившись, уже не шепотом добавила:
- Но это у них не влюбленность. Это что-то другое.
- А что такое влюбленность?
- Ну, это когда очень хочется касаний.
И добавила к этому лукавую улыбку со словами:
- Влюбленность - это еще не любовь. Это так - стремление к касанию поверхностей. Взгляды, кстати, тоже имеют свою поверхность. Так что и они подразумеваются.
Стремление к касанию поверхностей… Ишь ты. Как неожиданно точно.
- Это Толик так говорит?
- Нет. Это я сама придумала.
И вдруг лицо ее стало очень серьезным, даже брови насупились.
- Что? - с улыбкой спросил отец.
- Я не знаю, говорить тебе, или не говорить.
- Говорить, конечно.
- Он мне понравился. Там в арке. Такие бицепсы. Весь из мускулов. Супермен. Тоже захотелось коснуться, почувствовать, какой он твердый. И вот, чем все это закончилось. Странно, да?
Отец опустил голову, не зная, что ответить. Не хотелось возвращаться ко всему этому, будоражить ее вспоминаниями. И уж тем более сейчас в чем-то поучать или осуждать.
- Только не подумай, что я обманула в том, что он меня ударил и затащил. Так и было.
- Куда ударил?
- В живот. Вверху, вот здесь, под дыхалку. У меня сразу дыхание перехватило и я согнулась чуть ли не внутрь машины, как раз на переднее пассажирское сидение, где он карту разложил. А он с водительского дотянулся. За две секунды, гад, все сделал. Уверенно, заученными движениями - наверняка не меня первую так заграбастал. Я и отдышаться не успела, как оказалась запакованной…
Она замолчала и он уже хотел было перевести разговор на другую тему, но она тут же перебила:
- Знаешь, когда я поняла, что он мертвец? Когда он мне в рот вставил. Для "знакомства", скотина. Но не потому, что вставил, - потому, что при тебе, он ведь все делал именно так, чтобы тебя унизить. А я тогда уже знала, что убью. Я же видела, как он пистолет в ящик прятал - ты тогда еще без сознания был. И была уверена, что обязательно наступит момент, когда я смогу им воспользоваться. Если бы не твое присутствие, я бы, наверное, не смогла, - я его не из-за себя убила, а из-за тебя, он же меня просто использовал, чтобы тебя мучить, для него во всем этом видеть твои муки было самым главным.
Чуть помолчала и продолжила:
- Я, конечно, сдрейфила сильно, и все время жутко боялась - и за тебя, и за себя, и за маму с Сережкой. И вела себя неправильно, расплакалась, раскисла. Хотя на самом-то деле мне для себя было просто противно, только и всего. А после клизмы - если честно - даже и не противно. Я бы могла перетерпеть, другие же терпят. И не такое. И знала, что за себя я ему отомщу иначе. Как и отомстила. Хоть он и супермен, и весь из мускулов. Ты видел, какой набалдашник я ему устроила?
Потом вдруг резко переменила настроение:
- Слышишь, а что это за запах был? Мне кажется, что он и сейчас еще есть. Такой знакомый, но вспомнить никак не могу.
- Не знаю. Церковное что-то. Вроде, как ладан.
- Точно. Мне раньше нравился. А тебе?
Он безразлично пожал плечами.
- А мне и сейчас почему-то нравится, - продолжила она. - Как-то совсем не ассоциируется с этим придурком. Он действительно еще не прошел, или мне это кажется?
Отец повел носом, принюхиваясь.
- Так не унюхаешь, - засомневалась она, - ближе надо.
- Все равно не чувствую, - сказал он, склонившись к ее бедру.
- Подожди, вот так еще понюхай.
И она перевернулась на коленки и выставила к нему голую попу.
- Нет. Совсем нет, - заверил он ее. - Правда.
- Он, наверное, внутри, в кишках, - заключила она. - Почему я тебя не стесняюсь? Раньше - сильно, а сейчас вообще нет. Сама с собой даже больше стесняюсь, чем тебя. Особенно сейчас.
Она снова села и натянула на коленки рубашку.
- А я стесняюсь, - признался он.
- Я вижу. А ты с мамой так делаешь?
- Что именно?
- Клизму.
- Зачем?
- Чтобы пахло. И вообще.
- Нет. Нам такое и в голову не приходило. А что - вообще?
- Так. Всякое другое. Я очень легкая сразу стала. И страх исчез. И стыд тоже. Даже самой хотелось, чтобы он меня в голые кишки оттрахал. Хоть противен и ненавистен был. Как ты думаешь, что он мне еще, кроме запаха, туда подмешал?
- Понятия не имею. Он из трех бутылочек что-то подливал.
- Масло какое-то. Я, когда мылась, пальцем туда глубоко залезла, так там очень скользко было. Или так всегда?
- Не знаю.