- Если вдруг находит на меня, и я подумаю так о тебе, то это… это как запретный восторг… проникающий все тело и часть сознания… он идет из самой нижней глубины и всегда снизу вверх, никогда не наоборот. И как бы поднимает все тело… так высоко, что дух перехватывает от страха, - кажется, что такой высоты в нормальной природе не бывает… выше собственной собственности… выше всего себя в ощущении того, что ты - это я и есть, воплощенный еще и женщиной… во времени мира, - не в моем личном, а именно во времени мира… чтобы увидеть или узнать что-то там, впереди, за пределами собственной жизни и смерти.
Он замолчал, не умея продолжить, - не знал слов, какими мог бы выразить то, чего еще не сказал.
- А воображение предстоящего процесса?
- Это воображение чего-то другого, что знает только мое тело, и что совсем не знакомо моим мыслям и моему сознанию, но незнакомо так, что вызывает в нем не желание узнать неведомое, а наоборот, страх оказаться осведомленным…
- И ты выбрал страх?
- У меня не было другого выхода, доченька.
- А часто на тебя… находит?
- Нет. Не успею подумать, как во мне просыпается какой-то далекий родственник, - кто-то из моих предков, - не умеющий ни говорить, ни слушать, но ясно дающий понять, что ты запрещенная, что если я это стану делать, то могу узнать какую-то страшную тайну, которую людям не положено знать.
Она удивленно подняла не него глаза, будто осененная какой-то догадкой, потянулась к нему, приложилась грудью к его груди, и тихим, таинственным шепотом спросила:
- Может, это они там как раз об этом и разговаривают?
- Да. Может быть.
- А с мамой?
- У нас с мамой такого никогда раньше не было. Только вот совсем недавно… что-то подобное случилось. Один раз. Я еще не понял - что. Но это не так было, совсем по-другому.
- Как это? - удивилась она. - Совсем не разговариваете? А что же вы там делаете?
Он с не меньшим удивлением уставился на нее, будто соображая, что же они с мамой там на самом деле делают.
- Не знаю… Наслаждаемся прикосновениями…
- И все?
- Нет, наверное. Что-то еще. Не знаю, правда.
Она вдруг резко сменила тему:
- Слышишь, пап, а мама с Сережкой не того?.. Ну… как я с тобой.
- Нет.
- А она тебя не обманывает?
- Ну что ты, конечно не обманывает. С чего ты это взяла?
- Ни с чего. Просто.
- Вот ты и обманываешь.
- А ты ей не скажешь?
Он промолчал, испытывающе глядя ей в глаза.
- Я видела, как Сережка ее обнял.
- Ну и что?
- Он положил щеку на сиску.
- Голую?
- Почти. У нее рубашка так случайно натянулась. До самого соска. Вот тогда он обнял и приложился.
- Это при тебе?
- При мне.
- И что?
- Она ему волосы стала гладить. Очень ласково. А потом еще и легонько прижала к себе. И улыбнулась странной улыбкой.
- Ну и что с того? Она же мама.
- Так она же застеснялась меня. Просто жутко застеснялась.
- А он?
- Он раньше так никогда не делал, понимаешь? Он же страшно стыдится показаться "маменькиным сыночком". Да ладно, не пузырись. Просто, я этого хочу. Не то, чтобы обязательно любились, как мы с тобой, а чтобы ближе стали. Как в ту самую минуту - я видела. Чтобы он мог с нею говорить о том же, о чем мы с тобой говорим. И вообще… его ведь тоже жизнь может так трусануть, так расквасить, что в одиночку ни ошметков мыслей, ни костей души не соберешь. Ты же видишь, какой свирепый оказывается мир. Если бы мы с тобой не были так близки, мы бы оба сейчас - после всего, что сегодня произошло - просто с ума сошли бы, рехнулись бы и все. Разве я не права?
Откуда она этих мыслей, откуда таких слов набралась? Ошметки мыслей… кости души… Она же еще совсем ребенок… Неужели сама придумала?
А она, не услышав от него ответа, снова вернулась в прежнее сидячее положение, и снова перескочила с одной мысли на другую:
- Знаешь, как я люблю беседовать с тобой. Даже больше, чем с Толиком. Хотя он тоже очень умный, начитанный, и вообще… Гегель, Шопенгауэр, Павич…
- Ты в него влюбилась?
- Ага.
- Я вас видел сегодня. Из магазина.
- А-а. Тогда понятно. Не волнуйся. Танечка знает, - она сама просит, чтобы он меня, как ее, за руку водил. Так передается между людьми какая-то особенная, хорошая энергия. Именно через ладони.
- Он тебя до подъезда довел?
- Нет. До арки.
- А как ты оказалась в машине?
- В арке и оказалась. Тот навстречу ехал, спросил какую-то улицу - вроде, как заблудился. Карту мне показал.
- И ты сама к нему села?
- Нет. Он так неожиданно и ловко меня втянул, что я и вскрикнуть не успела. И никого рядом не было.
Ее лицо погрустнело сразу, и он поспешил уйти от этой темы.
- А Толик в тебя не влюбился?