Эротические страницы из жизни Фролова

- Это наверное потому, что мы испробовали чужих нам мужчин и женщин, - предположила Ирина, улегшись щекой и ладонями на его плечо. - Как иначе я такое смогла бы? Мы любились с тобою шестнадцать лет, без чьего-либо чужого участия, и ничего подобного с нами не случалось…

- Может быть.

- Там в губах какие-то мышцы новые появились, что ли? Они выпячиваются и захватывают его, словно какие-то щупальца. Мне даже страшно становится. А в животе - вот здесь - какой-то вакуум образуется. Вот точно здесь, на совсем маленьком участке - там, где матка, только чуть глубже, потрогай. И затягивает его внутрь, совсем не спрашиваясь меня… Но Боже, как мне приятно! Просто неистово приятно…

- Мне тоже.

- Знаешь, я теперь почти уверена, что Танечка и Толик будут с нами. Они уже с нами. Это все подстроено. Заведомо подстроено. И ничего уже нельзя изменить.

- Ты думаешь о том, что говоришь? А Светка? О ней ты думаешь? Она ведь уже не только слышит нас. Она нас чувствует. Почти читает наши мысли и переживания. Знаешь, что она сегодня мне сказала? Что ты взмокрела на Толика до трусов. Ты действительно взмокрела?

- Да. Но мы помирились.

- При чем здесь - помирились?

- Она прощает меня.

- Как же ты будешь с ее Толиком, если она обо всем будет знать? Она же возненавидит нас.

- Она уже не девочка. Она женщина, Витя. Она будет с нами.

- Что ты мелешь? Она еще подросток.

- В день ее совершеннолетия ты ей разрешишь. Ничего уже не изменить, Витя. Так и будет, я знаю. Они - наша семья. Только пожалуйста, не трогай Танечку, пока Толик сам об этом не попросит. Я тебя очень прошу. Как бы тебе этого ни хотелось. Потерпи.

- Я и не собирался ее трогать.

- Тронешь. Это случится не скоро. Мы еще долго притираться друг к другу будем. Пока все вместе не поймем, что мы - одна семья. Полгода пройдет. Может, чуть меньше. А может и целый год.

- Светка говорила, что ты пустила его себе на грудь. А я не почувствовал. Пустила?

- Да. Пустила. И он это сразу понял. Я увидела, как он сомлел. Знаешь, как он гладил ее? Совсем не так, как ты. И не так, как все остальные, кто трогал ее в уме или наяву.

- А как?

- Когда-нибудь увидишь… Я не знаю, как это словами сказать.

- Почему же я этого не почувствовал?

- Ты с Танечкой тогда смотрелся. И Светка тебя тоже отвлекать сразу стала. Сразу, как только поняла, чем мы с ним через весь стол занимаемся…

- А мама?

- Мама? Я не знаю. Она же сбоку, между нами сидела. Она не мешала, это я точно помню…

- Мама чувствует тебя еще больше, чем Светка.

- Ну и пусть.

Они немного помолчали, а затем Ирка вдруг спросила:

- Слушай, а почему ты тогда, в четверг, даже не поинтересовался, где это я после работы задержалась?

Он хотел было поинтересоваться, но в это время скрипнула дверь и в комнату на цыпочках впорхнула Светлана, ярко освещенная лунным светом, падающим из окна.

- Я к вам, - прошептала она в тень постели, ничуть не сомневаясь, что там в данный момент совсем не просмотром сновидений занимаются, - мне не спится одной. Страшно.

Они освободили ей место между собой.

- Что за бури у вас здесь происходят? Все пространство по дому ходуном ходит. Ой! Понятно. Я вам сейчас простыню сменю. Совсем разленились, да? Так и утонуть можно. В собственном соку.

- Не болтай. Который час? Сережка спит?

- Начало первого. Спит. И лыбится.

Она заменила простыню, бесцеремонно перекатывая их голые тела с одного края кровати на другой и поучая:

- Полотенце надо подкладывать. Накопили… море целое.

Потом улеглась на бок под руку отца, тесно прижавшись к нему спиной. Уложила под щеку обе ладошки и, зевнув во весь рот, заверила:

- Я рано встану. Сережка не заметит. А вы продолжайте ругаться.

- Мы не ругаемся.

- Все равно. Продолжайте. Я вам не мешаю.

Но они не стали продолжать. Молча думали одни и те же свои мысли.

>Забоялись, да?

>Нет. Просто спать уже хочется, - ответил отец.

>Забоялись. Я же вижу. Про меня и Толик-Танечку говорили.

>А ты подслушивала?

>Нет. Я и так знаю. О чем вы еще можете сейчас говорить? Мама, ты меня слышишь?

>Слышу.

>Класс. А они нас - нет. Ты расстроились, да, мама?

>Чему?

>Что я вас слышу.

Ирина промолчала.

>Не расстраивайся. Чему быть, то и будет. Радоваться должна. Нас же никто больше не слышит. Никто-никто в мире.

>Ты и за стенкой нас слышишь?

>Нет. А вы что, слышите?

>Тоже нет. Только вблизи, когда видим друг друга.

>Ну вот. А ты расстраиваешься. Знаешь, почему это так?

>Почему?

>Потому что мы любим друг друга. Самой необыкновенной любовью. О такой любви больше никто не знает. Только мы. Одни единственные на всем белом свете.

>Так не бывает.

>Ну и что? Все равно - только мы.

>Светка. Мы иногда такие слова говорим… - засмущалась Ирина.

>Ругательные? Ну и говорите. Я что - их не знаю, что ли? Я с папой их уже даже вслух говорила. А когда "про себя" - они вовсе и не ругательные. Обыкновенные. Даже красивые бывают. Иногда. Когда хочется. Кстати, знаете, почему почти все ругательные слова с сексом связаны? Не знаете? А я знаю. Так что - можете не стесняться.

>Ну и почему?