Сквозь мягкую органную мелодию он чувствовал эти ее ощущения под своими ладонями. Понимал, что вызывал их он, но происходили они из ее собственного пространства. Попытался вдруг представить себе, откуда они идут, откуда на самом деле происходят.
И это ему сразу и легко удалось…
Он никогда ничего подобного не осознавал.
Никогда не представлял себе этого именно так.
И застыл под завораживающим очарованием понятого и почти воочию увиденного…
Об этом невозможно говорить словами. Об этом вообще нельзя никому говорить - ни словами, ни как-либо иначе.
Никогда не касайтесь так своей дочери…
>Ну что же ты, папа, я же жду, я же изнемогла уже вся, у меня же все дрожит - оттуда, снизу, папочка…
И он опустил руку вниз и вошел в нее ею так, как входит в Иринку. И она пропустила его пальцы точно так, а он точно так коснулся ими той самой, таинственной точки***.< И точно так же туда пошла теплая струя воды. И точно так же она тут же вытолкнула ее назад - уже почти горячей. И пустила в себя снова. И снова вытолкнула между его пальцев.
>Она… она… сама живая… - слышал он ее захлебывающийся от восторга шепот и даже не пытался понять, что или кого она имеет в виду.
Он уже почти ничего иного не слышал и не ощущал - только глубину ее тела и то, что в этой глубине видел, видел только он, и тоже из какой-то дальней своей глубины, откуда он и восторгался, и страшился, пьянел и безумел, раскаивался и немел… и явственно теперь понимал то, чего раньше никогда понять не смог бы, - и отчего у дочери вагинизм, и отчего вагинизм у ее бабушки, и что происходит с Иринкиными губами, и что происходит с ним самим, и что происходит со всеми ими вместе… и ему уже казалось, что он, наконец, постиг давно волнующую его, великолепную, очаровательную и страшную тайну, пугающую своей чернотой и заманивающую в себя глубоко за горизонт событий.***
Об этом невозможно говорить словами. Об этом вообще нельзя никому говорить - ни словами, ни как-либо иначе…
Никогда не касайтесь так своей дочери…
Он обернул ее в полотенце и так понес в комнату, не находя сил на то, чтобы хоть слегка осушить свое тело. Разложил на постели и бухнулся рядом, разбросав по сторонам дрожащие конечности.
И у нее тоже закатывались глаза, будто она то уходила в обморок, то на несколько мгновений возвращалась, то снова отправлялась туда же.
Так они пролежали рядом несколько долгих минут - одни во всем мире, ничего кроме друг друга не видящие и не слышащие.
Она первой пришла в себя и потянулась к отцу - сначала руками, потом ногами, потом всем телом - укрыла его собою, распласталась лягушонком…
>Папчик мой милый… Как здорово было… Теперь я совсем чистая. Почему ты так устал?
У него не было сил отвечать ей. Он все еще находился под впечатлением нахлынувших на него прозрений.
>С мамой тоже так? Или со мной лучше? Скажи - правда же, лучше?
>Нет. Но зато страшнее…
>А мне совсем не страшно. Наоборот. Теперь так сильно хочется… но совсем уже по-другому.
>Как по-другому?
>Просто. Не по-кроличьи, а так. Без дерганий. Ты зайдешь ко мне? Я тебя приглашаю. Просто так - поразговаривать… как папа с дочкой.
>Тебе больно будет. Там сейчас не скользко.
>Ну и что?
>Не могу я, когда тебе больно. Совсем не могу.
>А ты поцелуй. И снова станет скользко.
>Страшно мне, девочка моя.
>Не бойся. Я ведь с тобой.
>Со мной…
>Давай. А то я начну его в рот брать и тебе будет стыдно.
И она покарабкалась по нему, пока не доползла голеньким лоном до самого носа. Остановилась и опустила свою гладкую ясоньку на его губы…
- Вот видишь… уже скользкая… - прошептала она через пару минут, соскальзывая с него и укладываясь вверх животом с разведенными в стороны коленками. - Только я под тобой должна быть. Я ведь твоя дочка. Ну, иди, чего ты? Это ничего, что он мягкий. Она его сейчас и таким примет - сама засосет, вот увидишь. И все ему расскажет, что с нею сегодня такое было…
Они проснулись втроем в одной постели и был уже вторник. Ирина разбудила дочку, дочка разбудила отца. И тут же сострила:
- А как это рядом с нами мама оказалась?
Он не помнил.
А мама лежала и улыбалась. Она была счастливая.
- Я подглядывала. До самого пока вы не уснули. А потом с краешка примостилась. Вы и не заметили.
- Мы безобразничали, да?
- Нет. Вы вели себя тихо и смирно… и были очень довольные и счастливые… Я так рада за тебя, ты себе этого не представляешь…