Эротические страницы из жизни Фролова

Ирка как обомлела. Слова не может вымолвить.

‒ Только вы не спрашивайте кто он, хорошо? Пожалуйста.

‒ Х..х.орошо, ‒ чуть не задыхаясь, выдавила из себя она.

‒ Я сразу не сказала… и не спросилась… боялась, что вы не отпустите в деревню…

‒ Кто он?

‒ Ты же обещала…

‒ Да, да. Конечно. Конечно…

‒ Я всего один раз. Почти никакой. Мне стало так больно… жутко больно.

‒ Что?!! ‒ испуганно воскликнула Ирина, ‒ А… ему?

‒ Тоже. Орать начал. А потом… назвал нехорошим словом и убежал.

‒ К-каким словом? Каким словом, я спрашиваю?!!

‒ Сучкой. И сукой тоже.

‒ Господи… Господи помилуй! Помилуй, Господи…

Она бросилась к Светке и обняла ее со всей силы, непрерывно причитая на ее затылок "Господи помилуй"…

‒ Успокойся, успокойся! ‒ грозно крикнул на нее Виктор, видя, как испугалась ее причитаний дочка. ‒ Отлепись от нее сейчас же!

Его голос подействовал на нее как разряд электрического тока. Она мгновенно отстранилась от дочери и направила на мужа полные ужаса глаза.

‒ Иди ко мне, доченька… сюда, сюда… ляг рядышком, вот так… Ирка, отцепись! Или выйди отсюда!!!

Но та так и осталась сидеть с выпученными глазами и открытым от страха ртом, только наполовину прикрытым обеими ладонями, не замечая, что простыня слетела с нее и она сидит совершенно голая.

‒ Не стесняйся, что я голый, я сейчас оденусь… сейчас…

‒ Да не надо. Я тебя не стесняюсь. Я уже видела.

‒ Вот и хорошо, ‒ продолжал он нести, сам не понимая, что. Потому что думал совсем о другом… Об этой страшной напасти на их семью. И в голове крутились только два слова: за что? За что?

‒ Ты совсем уже взрослая стала… Я и не заметил, как ты повзрослела… Такая красивая… Расскажи, расскажи подробнее, как было. Ничего не стесняйся… Кровь была?

‒ Да. Немножко. На платье сзади пятно было. На том цветастом. А потом еще на трусах. Вымазались чуть-чуть.

‒ Он… вошел в тебя совсем? Глубоко?

‒ Наверное не совсем, я не знаю… я же не видела. Я лежала вверх лицом. Да и темно уже было.

‒ А ноги? Ты поднимала ноги?

‒ Нет. Они так лежали. Как сейчас. Только шире.

‒ Когда тебе стало больно?

‒ Сразу. А что? Почему вы так испугались? Всем ведь бывает больно сначала.

‒ Конечно всем. Когда это было?

‒ 24 мая. В субботу, ‒ она проглотила слюну. ‒ В парке.

‒ На земле?

‒ Там густая трава… между кустами. Совсем тепло было. И сухо. Почему вы так испугались?

‒ А ты как хотела? Конечно испугались. Тебе же больно было. Ты бы на нашем месте тоже испугалась.

‒ У меня потом быстро прошло. Боль я имею в виду.

‒ А раньше такой боли не было?

‒ Откуда? ‒ удивленно расширила она глаза ‒ Это же было в первый раз. Я раньше никому не давала.

‒ А потом?

‒ И потом тоже.

‒ И больше не болело?

‒ Нет. Что с вами вообще? Что тут такого? У меня почти все подруги уже давно со сбитыми целками и ничего. Родителям, конечно, не говорят… но вы же не такие, как все…

‒ Да. Конечно… Откуда у тебя такое слово?

‒ Ой, так все говорят. Ты посмотришь?

‒ Что?

‒ Ну… как у меня там… стало.

‒ А ты не будешь стесняться?

‒ Конечно буду. Ну и что? Мне интересно знать. Ты же понимаешь в этом больше, чем я.

Ох уж это "ну и что"! Он несколько мгновений нерешительно смотрел на нее, а потом вопросительно повернулся к жене. Та только растерянно пожала плечами.

‒ Снимай трусы, ‒ приказал он дочери.

‒ Знакомиться будем?

‒ Не хихикай. Снимай. Подушку под попку. Вот так. Ирка, включи верхний свет.

‒ Да, включи. Доктору плохо видно.

‒ Давай-ка без озорства. Разводи быстренько ноги. Коленки, коленки согни.

Она развела ноги, и он застыл на месте, не в силах оторвать внезапно окоченевшего взгляда от ее промежности. А шея сама втянулась между плеч от изумления.

‒ Ирка… Ты только посмотри… какое сокровище мы с тобою сочинили…

Светка смешно прыснула, дернувшись животом. Потом еще раз. Но от комментариев воздержалась.

‒ Ты только глянь, какая красавица у нас получилась… какое чудо внеземное…

Может быть, он сказал эти слова каким-нибудь особенным тоном, но Светку от них сразу покинула смешливость, она как бы поверила ему и тут же стянула через голову коротенькую ночнушку, выставив вверх острые конуса уже полностью оформившихся грудей, как бы показывая: вот какая я вся, любуйтесь на свое произведение.

Он любовался, затаив дыхание, не обращая ни йоты своего внимания за пределы видимого, будто перед ним открылось само божественное откровение. Такой гармонии поверхностей он никогда раньше нигде и ни в чем не ощущал… Такой чистоты, изящества и совершенства линий он никогда и представить себе не смог бы… Если бы от пересказа, так и не поверил бы, что такое бывает на самом деле…

‒ Па, хватит любоваться, я же стесняюсь…

Когда же это произошло, что он ничего не заметил? Он пытался восстановить в памяти, как и когда он видел ее в последний раз совсем голенькой, но выплывали только совсем детские картинки.

Нужно дотрагиваться до нее руками, чтобы посмотреть… заглянуть внутрь… а у него не было на это сил… он просто не посмеет этого сделать… не сможет…

‒ Мам, скажи ему…