Эротический и эротизированный перенос

В конце Фрейд устанавливает для любви в переносе особый статус: "Она, во-первых, вызвана аналитическим положением, во-вторых, усилена сопротивлением, преобладающим в этом положении, и, в-третьих, она в высокой степени не принимает во внимание реальности, она менее умна, меньше задумывается над последствиями, ослепленнее в оценке любимого человека, чем это допустимо в нормальной влюбленности" (168-169). Второй аспект подразумевает защитный характер любви в переносе, который Фрейд всегда подчеркивал. Хотя Фрейд в большей мере сосредоточивает свое внимание на аспекте воздержания, на опасностях контрпереноса, подчеркивая "особое положение" любви в переносе в аналитическом процессе, он признает ее неизбежность, ее терапевтическую незаменимость, не определяя точным образом другой ее стороны — а именно, постоянной обязанности аналитика, неотъемлемо присутствующей в "лечении", отдавать себе отчет относительно состояния пациентки и интерпретировать ее психические процессы. "Ограничения", предписываемые этикой и техникой, делают возможным "извлекать из данной ситуации ее аналитическое содержание". Фрейд продолжает: "Пациентка, сексуальное вытеснение которой еще не устранено, а только сдвинуто на задний план, почувствует себя тогда достаточно уверенной, чтобы проявить все условия любви, все фантазии ее сексуальной тоски, все детальные черты ее влюбленности, и, исходя из них, сама сможет открыть путь к инфантильным основам ее любви" (166). Пациентка непременно откроет этот путь, лишь если аналитик адекватно интерпретирует те бессознательные процессы, объектом которых он стал, и не будет реагировать гневно, испуганно или соблазняюще. Фрейд неустанно предупреждает, что пациентка не должна истратить во время лечения свою способность к любви (169). В худшем случае ее первоначальная фантазия переноса, что "под конец она получит в награду нежность врача" (169), может продолжаться и после окончания лечения и сопротивляться трансформации. В побочном замечании Фрейд говорит о том, что трудность в отношении чувственных желаний "как природного феномена" требует "всей терпимости врача", это проблема, которой может соответствовать "эротический ужас" (Кумин, 1985-1986) пациенток. Хотя Фрейд рассуждал в 1910 году о контрпереносе, "который возникает [у аналитика] как результат воздействия пациентки на бессознательные чувства врача", он не принимал во внимание, что "более тонкие и сдержанные проявления желания женщины скорее являются опасными и могут заставить забыть технику и врачебный долг ради прекрасного переживания". Он лишь нормативно подчеркивает, что, вне всякого сомнения, аналитик не должен им поддаваться .

Стрейчи (1934) первым описал переменчивое толкование переноса — посредством которого понимание, толерантные элементы суперэго, интернализируются на месте архаических элементов — в качестве центрального лечебного фактора. Окончательная формулировка Фрейдом цели лечения никоим образом не является "воздерживающейся от оценки", но содержит ясный призыв к сублимации: пациентка "должна научиться у него (аналитика) преодолению принципа наслаждения, отказу от близкого и доступного, но социально недопустимого удовлетворения в пользу более далекого, может быть, вообще очень отдаленного, может быть, даже не вполне достоверного, но психологически и социально безупречного. Для этого преодоления она должна пройти через самые первые периоды своего душевного развития и на этом пути приобрести то увеличение душевной свободы, которой сознательная душевная деятельность — в систематическом смысле — отличается от бессознательной" (170). Хотя большей частью утверждения Фрейда по поводу любви в переносе звучат таким образом, как если бы они относились к воспроизведению эдиповых конфликтов, ссылка на "самые первые периоды" заставляет думать о доэдиповых фиксациях или о повторном переживании глубокой регрессии, подчеркиваемой в аналитической ситуации Ференци и Балинтом, и выходе из нее посредством "нового начала" (Хэйнол, 1989).