Эротический и эротизированный перенос

Ответ заключается ]В концептуализации Фрейдом отыгрывания, которое является ключом к его взгляду на любовь в переносе. Он рассматривал отыгрывание и воспоминание как противоположные и антитетические пути для приведения прошлого в настоящее. Отыгрывание происходит в моторной сфере действия, воспоминание — в "психической сфере" мышления и вербализации. Соответственно отыгрывание не проходит через трансформирующий процесс серийных (ре)конструкций, как это неизбежно происходит с воспоминанием. В качестве моторного феномена — инкапсулированного от психических мутаций - отыгрывание остается верным своим началам. Фрейд никогда бы не сказал, что воспоминание или сновидение, сообщаемое на сессии, являются "точной копией" первоначально пережитого! опыта, "без каких-либо новых черт". Совершению напротив, он утверждает, что "сновидения искажаются или искривляются воспоминанием" (19(00). Даже "обычная любовь" — очень трансформированный феномен, далекий от копирования. "В обычном отношении [любви] остаются лишь немногие черты, безошибочно выдающие материнский прототип, стоящий за выбранным объектом" (1910). Поэтому модель точного повторения применима к отыгрыванию, но не к воспоминанию в целом и не к "обычной любви".

Фрейд недвусмысленно говорит, что "если бы ее (пациентки) любовные домогательства нашли ответ... Больная достигла бы того, к чему стремятся все больные в анализе: что-то совершить, воспроизвести что-то в жизни, что она должна была бы только вспомнить, воспроизвести как психический материал и сохранить в психической области" (166). Поэтому мы имеем два состояния, в которых могут существовать феномены любви в переносе: состояние моторной экспрессии (отыгрывание), в котором действие верно по форме и содержанию своим первоначалам, и состояние психической экспрессии (с присущим ему содержанием, согласно выводам Фрейда), в котором, грубо говоря, ожидается преобладание такого же искажения, как в сновидениях или покрывающих воспоминаниях.

Причина, по которой я подчеркиваю это отличие, заключается в том, что на протяжении большей части статьи Фрейду не удается провести отличие, говорит ли он о любви в переносе как отыгрывании или как психически выраженной. В комментариях о связи инфантильной любви с любовью в переносе (тема соответствия) она предстает, как если бы, когда Фрейд пишет о любви в переносе в целом, он на самом деле имел в виду отыгрываемую любовь в переносе. Имеется несколько возможных причин для такой, до некоторой степени сбивающей с толку, ситуации. Во-первых, разумно предположить, что основная забота Фрейда — технические и политические аспекты — получила перевес над теоретическими аспектами. И действительно, отыгрывание в переносе и контрпереносе было несомненной целью этой работы. Если любовь в переносе воспринимается как (только) отыгрывание, предписания (рекомендации) против контрпереноса становятся намного весомее и их легче обосновать.

Имеются более глубокие уровни и прочтения этого очевидного замешательства. Фрейд полагает, что в той мере, в какой это касается любви, не существует какого-либо реального отличия между отыгрываемыми и неотыгрываемыми состояниями. Любовь всегда отыгрывается. В различных местах он подчеркивает "непосредственность" чувств и желаний в любви в переносе. И действительно, клинически складывается впечатление, что любовь в переносе часто колеблется между "состоянием" отыгрывания и состоянием "психического события" — всегда движимая в направлении отыгрывания. Далее, не всегда столь легко решить, в каком из этих двух состояний существует данное выражение. Даже с чисто вербальными выражениями это отличие не обязательно столь ясно. Например, никогда не делаемое ранее утверждение, "Я вас люблю!" — может рассматриваться как объявление факта, существующего в психической сфере, или же оно может рассматриваться (и восприниматься) как образец действия (в теории речи-действия), которое в своем произнесении исполняет роль любовного действия — в том смысле, в каком речевые акты, такие как "Я дал этому кораблю имя USS Missouri" или "Я объявляю открытие XVII зимних олимпийских игр", выполняют специфические действия, которые могут осуществляться лишь словесно (Сирл, 1969). Это действия под маской психических выражений.

Теперь перед нами стоят несколько главных тем "теоретического интереса". Действительно ли любовь существует в неотыгрываемом состоянии? Где разделительная линия между моторными и физическими выражениями в любви? Действительно ли у каждого человека свой собственный эволюционный ход развития и различные энергетические черты и в какой мере?

Перед тем как вернуться к этим вопросам и имея их в виду, мы можем теперь обратить внимание на эволюционную историю любви — на которой будет тесно основываться любовь в переносе.