Кто знает, может быть, красный, свежий кусочек съедобен. Враг не хочет нападать, он не обращает внимания на пристальный взгляд узких зрачков, он хочет опять уснуть, когда, внезапно осмелев, котёнок решает коснуться языком его головки. Маленькие лапки с нетерпением перебирают по коже. Это не удаётся, и коготки чуть-чуть царапают мне бедро и живот. Внезапно во мне пробудилось сознание…
Сегодня я видела странный сон. Я – монахиня, и я на коленях перед настоятельницей… (Такой настоятельницы я не встречала в жизни, и в монастыре я тоже никогда не была…) Эта женщина прекрасна и горда. Она велит бичевать меня перед всеми сёстрами. Я прошу прощения, я целую её руки – она непреклонна. Тысяча глаз смотрит на меня, тысяча ртов насмешливо улыбается. Рыдающую, меня раскладывают и секут. Душа и тело моё содрогаются, я просыпаюсь в холодном поту и вспоминаю, что подобную историю мне рассказывал Шемиот… Это была средневековая монахиня. Когда её наказывали, она кричала пламенные слова, как влюблённая… А я завидую ей… я так нуждаюсь в наказании… я чувствую себя здоровой, сытой, грубой.
Видела во сне Царицу.
Похожа была на Веру, только спокойная, полнее и выше.
Как богиня.
Тоже тусклые, чёрные волосы, но под зелёной фатой. Глаза, как тёмный синий пурпур винограда. И губы полные и важные, очень строгие, как у Веры, но совсем без трепета и той лёгкой кривизны, которая меня так волнует у Веры и делает её рот трагичным (вместе с теми врезами под углами губ). Она была высока очень и в зелёной длинной одежде, но всё-таки я видела из-под зелёного края ноги.
И упала на землю. Кажется, была трава, пахла земля кореньями и травой.
И я целовала белые ноги такой дивной, совершенной красоты, что сердце моё, обожая и молясь, остановилось в груди.
И я умерла. Тогда тихая, тягучая сладость медленно полилась по жилам… я проснулась, истомлённая.
Женщина. Плоть. Инструмент, из которого извлекает человек ту единственную ноту из божественной гаммы, которую ему надо слышать. Лампочка горит под потолком. Лицо откинуто на подушке. Можно думать, что это моя невеста. Можно думать, что я подпоил девчонку и воровски, впопыхах, насилую её. Можно ничего не думать, содрогаясь, вслушиваясь, слыша удивительные вещи, ожидая наступления минуты, когда горе и счастье, добро и зло, жизнь и смерть скрестятся как во время затмения на своих орбитах, готовые соединиться в одно, когда жуткий зеленоватый свет жизни-смерти, счастья-мученья хлынет из погибшего прошлого, из твоих погасших зрачков.
История моей души и история мира. Они сплелись и проросли друг в друга. Современность за ними, как трагический фон. Семя, которое не могло ничего оплодотворить, вытекло обратно, я вытер его носовым платком. Всё-таки тут, пока это длилось, ещё трепетала жизнь.
Соединение в сексуальном акте – призрачно, и за это призрачное соединение всегда ждёт расплата. В половом соединении есть призрачная мимолётность, есть тленность. В исступлении сексуального акта есть задание неосуществимое в порядке природном. Где всё временно и тленно. И это неосуществлённое половое соединение есть перманентная болезнь человеческого рода. Источник смертности этого рода. Мимолётный призрак соединения в сексуальном акте всегда сопровождается реакцией, ходом назад, разъединением.
После сексуального акта разъединенность ещё больше, чем до него. Болезненная отчуждённость так часто поражает ждавших экстаза соединения. Сексуальный акт по мистическому своему смыслу должен был бы быть вечен, соединение в нём должно было бы бездонно углубляться. Две плоти должны были слиться в плоть единую, до конца проникнуть друг в друга. Вместо этого совершается акт призрачного соединения, слишком временного и слишком поверхностного. Мимолётное соединение покупается ещё большим разъединением. <…>
Соединение полов по мистическому своему смыслу должно быть проникновением каждой клетки одного существа в каждую клетку другого, слиянием целой плоти с целой плотью, целого духа с целым духом.