Эротизм без границ

Если у Мережковского жителей островов, которые «до последних годов своих сохраняют <…> красоту физическую и детскую веселость духа» [506], умерщвляют «покровители», вывозя в отдаленные части острова, то у Уэллса область смерти располагается в подземном мире, населенном «морлоками». Именно туда «морлоки», которые в течение многих веков обеспечивали «элоев» материальными благами, утаскивают изнеженных и неспособных к сопротивлению представителей наземного мира, где и пожирают их. Вот почему Путешественник по Времени не заметил среди «элоев» ни старых, ни дряхлых: всем им уготована одна судьба — быть пожранными ужасными «недочеловеками»-«морлоками» [507]. Английский фантаст дает вполне марксистское объяснение подобному расслоению человеческой расы: дело в том, что «раньше жители Верхнего Мира были привилегированным классом, а морлоки — их рабочими-слугами, но это давным-давно ушло в прошлое. Обе разновидности людей, возникшие вследствие эволюции общества, переходили, или уже перешли, к совершенно новым отношениям. Подобно династии Каролингов, элои переродились в прекрасные ничтожества. Они все еще из милости владели поверхностью земли, тогда как морлоки, жившие в продолжение бесчисленных поколений под землей, в конце концов стали совершенно не способными выносить дневной свет. Морлоки по-прежнему делали для них одежду и заботились об их повседневных нуждах, может быть, вследствие старой привычки работать на них. Они делали это так же бессознательно, как конь бьет о землю копытом или охотник радуется убитой им дичи: старые, давно исчезнувшие отношения все еще накладывали свою печать на человеческий организм. Но ясно, что изначальные отношения этих двух рас стали теперь прямо противоположными. Неумолимая Немезида неслышно приближалась к изнеженным счастливцам» [508].

«Элои» утратили волю к жизни из-за чрезмерной обеспеченности материальными благами, достигнутой в результате технического прогресса. Следствием его стала не только физическая, но и умственная деградация буржуазии, в то время как рабочие обрели звериную силу, приспособившись к жутким условиям подземелья. Неудивительно, что в своем отрицании технического прогресса Уэллс находит союзника в Мережковском: возникновение тех обществ будущего, которые описаны в их произведениях, возможно лишь при условии разрушения машинной цивилизации. Однако — и это имеет принципиальное значение — у русского философа зарождение нового мира происходит, в отличие от Уэллса, не за счет безудержного развития техники, а в результате сознательного возвращения на доиндустриальную стадию. Эзрар убедительно доказывает своему собеседнику, что все подвиги человеческого духа, все технические открытия пропали даром, превратились в прах: «Все это было ненужное для человека, — продолжает он, — для его счастья на земле и как ненужное неизбежно должно было погибнуть. Самый ум человеческий в таких чудовищных размерах, до каких он дорос, был не нужен. Светоч ума, сначала умеренно горевший на земле и тогда согревавший человечество, под конец так сильно разгорелся, что он должен был не только сам себя спалить, но угрожал испепелить вместе с собой и все человечество, и он неизбежно сжег бы его, если бы мы вовремя не потушили его. Но он неизбежно потух бы и сам собой» [509].