уличный музыкант
подумаешь, отрастил себе крылья, диво
играешь теперь, крылатый, по улицам
а народ пожимает плечом лениво
у виска свежебритого ворочает пальцем
песен требует с кабацко-блатным уклоном и
в карманах кожаных мурыжит стольники
а у тебя улыбка с кривыми изломами
и руки в запястьях неестественно тонкие
сидишь неудобно на поганой обочине
живое лицо кроешь развесистым хаером
разглядят, не дай Бог, оскорбятся и прочее
совладаешь с ней разве, с собственной харею
подумаешь, бродишь с гитарой раздолбанной
и подобием флейты в тряпицу завернутым
в камне недвижимый, в поле непойманный
на небе живой, на бумаге зачёркнутый
подумаешь, гений, а она и не вспомнит
ты ей музыку, а что ей с музыки?
что ей, тепличной, колючий терновник
горький пустырник, портвейн без закуски
рок-н-ролльчики, улица, странствия-странности
сыта по горло воздушным зодчеством
где-то живёт, принимает данности
сообразные с её несомненным высочеством
подумаешь, сыграл на истошной дудке
подумаешь, спел голосом выкуренным
невнятно, к тому же фальшивил жутко
что же вдруг плачу так глупо и искренне
верю
мой брат ширяев
Лирическое вступление ликвидировала
по настоянию общественности.
мой брат ширяев просыпается мёртвым
и смело ползёт из угла
мой брат ширяев погружает в пламя
револьвер из цветного стекла
он впускает в кровь прозрачных пчёл
на изломе слабой руки
его безнадёжность хохочет в зеркале
белая пыль оседает ему на виски
он оживает
теперь он снова живой
мой брат ширяев вырастает тенью
в синем проеме окна
в комнаты входит смертельная гостья
её называют Луна
она наполняет его стакан мерцающей кислотой
садится напротив
и всё понимает
и капает желчь
из её улыбки пустой
он допивает
теперь он опять молодой
мой брат ширяев проникает взором
в самую суть бытия
мой брат ширяев праздничный порох
радужная змея
на пути своём он встречает существ
вникает в их странную речь
он полон тяжёлой и тёмной радости
эта вспышка стоит всех выжженных свеч
ещё один шаг –
он вспомнит дорогу Домой
но гаснет экран окончен сеанс
сгоревшим к чертям мотыльком
ширяев устал ослеп и оглох рассыпался красным песком
он стар безобразен бездарен бездомен бессилен и неумён
уползает мучительными зигзагами
и засыпает в углу до лучших времён
он умирает
он с болью становится мной
Сестринский люblues
Моя сестра – easy rider без головы
Моя сестра опять остаётся в живых
Моя сестра сломя голову мчится вперёд
Моя сестра когда-нибудь всё же умрёт
Моя сестра любит пиво и блюз
С моей сестрой я всё время боюсь
Того, что я тоже стану такой
Сестра
Я решила остаться с тобой
(Ты будешь смеяться, но я осталась с тобой)
Сестра… Эта трасса ведёт в никуда
А дома свет лампочки, койка и в кране вода
Сестра, что с того, что мы видели сны про любовь?
Да мало ли мы повидали, девочка, снов?
Мы сотый раз видели это кино
Мы знаем, что дальше, нам просто смешно
Какой к чёрту праздник, но выпьем вина
Ведь у нас кроме нас больше и нет ни хрена
(Ты будешь смеяться, но вправду ведь нет ни хрена)
Ты снова звонишь мне (ты плачешь?) и просишь прийти
Засада с такси, опоздала наверно, прости
Сестра, нас имеют такие скоты
Их мысли о нас до смешного просты
А нам о них думать – и вовсе влом
Делаем ноги, сестра, посмеёмся потом
Сестра, наша жизнь – полный бред
Услышишь ты, дрянь, моё «нет»
Ведь у каждой из нас есть ангел, не втоптанный в грязь.
Сестра, ты права,
мы не стоим и цента, проснувшись с утра,
но нет таких миллионов, чтоб нас купить
Сестра…
Я с тобой.
Я люблю тебя.
Я оставлю тебе покурить.
Осенний граммофон
я могла б и тебя сочинить
это глупые были бы книжки
хочешь, будем друг друга любить
как букашки
небесные пташки
дрянные детишки
что уплыли, состарясь
в своих бумажных корабликах
эй, вы посмейтесь о нас
о безумных оранжевых карликах
тех, что вечно беспечно молчат
насыпают друг другу в ладошки
разноцветные стёклышки
позавчерашние хлебные крошки
запоздалые яблоки-груши
ах не слушай меня, не слушай
а иначе опять напророчу
знаю, ты меня помнишь и ждёшь
но не любишь, не можешь, не хочешь
или только не можешь
меня
в самом деле сложно
я пою своё «Я»
как заблудший винил
и тебе отчего-то тревожно
и сама по себе
вдруг накатит волна отвращенья
жаль, тебе не угнаться
за каждым моим превращеньем
жаль, тебе не дожить
до весны моего возвращенья
диск вращается
извращается
извивается диск
я почти василиск
осень
крýги своя
беспризорной иголки скольженье
сентябрь 2000
Осень Привычка плохого поэта
Мне чудится осень в победно грохочущем мае.
Мне слышится осень в нордическом посвисте ветра.
И вовсе не с грустью я этот обман принимаю –
Должно быть, всего лишь привычка плохого поэта.
Мне грезится осень сквозь дрёму в гремучем трамвае.
Мне видится осень в сухой апельсиновой коже.
На илистом донце в стакане столовского чая,
В дожде, что по сереньким шляпам колотит прохожих,
В глазах, что напротив (о, цвет заспиртованных вишен!)
И в том, что прохладно, и в том, что без четверти восемь,
И что из пустого авто
Невнятный «Аквариум» слышен,