что не уходите
смОтрите
руку не отпускаете
чувствую – плачете
чувствую – таете
сизым дымком в подсознанье вплываете
где-то витаете
как Вы считаете
Вам всего этого вправду ли хочется
или же блажь Ваша от одиночества
всё это Ваша разукомплектованность
замкнутость, скованность, закомплексованность
кроме меня Вас никто не послушает
вот Вам и кажется, будто я лучшая
Вы меня только не слишком пугайте
тайте, летайте, с ладони читайте
что во мне тёплого – всё забирайте
чего не хватает Вам – нате, хватайте
дайте
лицо Ваше бледное дайте
Вы так слабы
Вы со мною не справитесь
Я
замерзаю
Вы
плавитесь
плавитесь
письмо 3
…какая love, о чём вдруг это Вы?
Вся эта love идёт от головы,
от бедной нездоровой головы,
ведь Вы ж не безголов.
Вся love – банальный лов
на глупого живца.
Не надо слов –
живцу уже, наверно, всё равно,
не надо этой смерти на кресте –
смешно.
Вы всё же взрослый мальчик,
Вам не по росту крест
и мал венок колючий,
и Ваши гвозди из папье-маше.
Смешно, мон шер.
Мон шер, всё несерьёзно,
и в чаше Вашей клюквенный сироп.
Собаки спят, они объелись мяса,
собакам снится хлеб и молоко,
при виде Вас они, увы, плюются
и рвать на части вовсе не спешат.
О да, я знаю, это обижает –
такое равнодушие собак,
о да, я знаю, всё опять не так,
и бытие без драм – что брак без драк:
сугубый быт и никакого развлеченья…
И жизнь без смысла Вам,
и чай Вам без печенья,
все булочки другим, а Вам лишь горький мак,
поддельный алкоголь и чуждые невесты
и в чёрном платье призрачная я –
деталь испроченного патефона,
упорно набивается в сестрицы
с пустой страницы злобного письма,
чьей личной жизни вздорная тесьма –
петля на вашей шее, не иначе.
Так вот, она желает Вам удачи,
хотя ещё не точно знает, в чём,
но если надо – так ударит кирпичом,
имейте это на своем активе.
А кстати, ничего, что я на Вы?
Настя, Настя, анестезия
Кто сказал, что ты не прекрасна,
звёздочка моя мутно-синяя?
Волки на Луну воют: "Баста!"
Ветер носит: "Анестезия"
Седце разломало на части,
словно к завтраку апельсины.
Разыгрались глупые страсти –
травка шепчет: "Анестезия".
Вдрызг подзагулявшее счастье,
то, которого не просила,
дверью в тишине скрипнет – здрасьте,
поцелует – анестезия,
разольёт в стаканы ненастье,
лужей расплеснёт некрасиво.
Пулю у виска глючит: "Власть я!"
Рухнешь замертво – анестезия,
а потом начнёшь улыбаться
и покуда есть ещё силы
людям из окна крикнешь: "Братья"
Не услышат.
Анестезия.
Головоломка
потом внезапно
всё умерло
всё сделалось пустым
и в целом мире никого не стало
стояла тягостная тишина
я в панике сжигала сигареты
одну прикуривая от другой
прошло полвечности
лишь к завтраку пришёл сосед с кульком
он высыпал на стол головоломку
обломки
моего
лица
и горсть прозрачно-спелых красных вишен
август 1995
рыба-солнце
в руках беззвучно умирает рыба-солнце
печальная такая рыба-солнце
да только что тебе, рыбак, до рыбы-солнца
тебя не удивишь какой-то рыбой-солнцем
ты в море видел не таких ещё диковин
сурен с базара иногда неплохо платит
он вряд ли рассуждает, кто кому виновен
на хлеб и травку у сурена денег хватит
что я могу? лишь языком плести узоры
запутав нитку на втором уже куплете
и что мы, милый, будем делать если море
в конце концов тебе закроет доступ к сети
уйду бродить по незнакомым переулкам
какая смелая, давно не брали силой
наш южный город – он такой пустой и гулкий
здесь только я с моим чешуйчатым светилом
забавно напугать случайных встречных
округу ослепить свеченьем бледной кожи
забавно рассуждать о бесконечном
с весёлым чуть подвыпившим прохожим
то собственной словесностью давиться
то собственной бездарности пугаться
взорваться и прикинуться девицей
и всех оставшихся в живых зачислить в братцы
в финале дрянь курить в общественной уборной
на пару с кем-то столь же безучастным
пустое сердце комом встрянет в горле
на грязный кафель выплеснется красным
и думать в темноте о рыбе-солнце
вовек неистребимой рыбе-солнце
непреходящей, вечной рыбе-солнце
и стать самой в итоге рыбой-солнцем
о девичьем
в меня врастают пальцы собеседниц
подобранных случайно и нестильно
а иногда навязанных насильно
доброжелательниц наперсниц грязных сплетниц
премилых бестий
мой взгляд тихонько уползает в угол
но частью кожи я тянусь навстречу
мне кажется я их очеловечу
вот этих громкоговорящих кукол
из белой жести
дрожащих от желания услышать
как мне трагично не везет в любови
они так по-коровьи шумно дышат
так изумленно вскидывают брови
и мне поётся
и я трагически заламываю руки
бросаюсь на пол и свиваюсь в кольца
в причудливый завязываясь узел
ну просто сердце рвётся
на многочисленные копошашиеся части
провинциальная бездарная артистка
наверное я выгляжу ужасно
Кессонная болезнь
бывает проснёшься ночью
от собственного хриплого смеха
в собственных липких объятьях
бывает почти захлебнёшься собственным соком
и чувство что лопнут вены и хлынет горлом
любовь – непотребная песня
НЕ ПЛАЧЬ! НЕ КОРМИ ИХ СОБОЮ!
бывает проснёшься ночью
чувствуя себя распоследней гранатой
последней ласточкой такого хренового лета
последним Heroвым Героем на всю округу
и стрелки часов летят сквозь тебя как стрелы