Эртан (дилогия)

Мне снился Вереск. Или Дан. Они постоянно менялись местами, перетекая друг в друга, и я никогда не могла с уверенностью определить, кто из них передо мной. Раз за разом я убивала его, но он неизменно оказывался жив, и мы вместе спасались от погони. Или, наоборот, сами гнались за кем-то. Ни с дичью, ни с преследователями мне так и не довелось столкнуться лицом к лицу. Кроме Дана-Вереска в этих снах было полно эпизодических действующих лиц. Я видела маму. Она была моложе и еще прекраснее, чем на фотографиях, – такой она запомнилась по моим детским снам. Видела Джаниса и Алану. Женьку и Веронику. Порой появлялись и вовсе незнакомые персонажи: рыжая девица в черной косухе, синеглазый эльф, маг Воды, со злым и надменным лицом. Все они что-то мне говорили, но поутру я не могла вспомнить, о чем шла речь. Однако самым пугающим было не это.

Почти каждую ночь мы с Вереском исступленно занимались любовью, и, поглощенная собственными чувствами, я всякий раз пропускала момент, когда он превращался в Дана. После таких снов я приходила в себя с бешено колотящимся сердцем на влажной от пота подушке и долго смотрела в темноту, пытаясь понять, что все это значит.

Строго говоря, сновидения не были неприятными, и в другой ситуации я бы отнеслась к ним с изрядной долей юмора, как тот мужик из анекдота: «Вас эротические сны мучают?» – «Ну почему же мучают, доктор?» Но слишком очевидно было, что сны – это отчаянный вопль из подсознания: что-то идет не так.

Я понимаю, странно слышать «что-то идет не так» из уст девушки, которая готовится пустить свою жизнь под откос. Но нежеланная свадьба была проблемой обдуманной и известной: я признавала ее существование, хотя, может быть, и не смирилась до конца. Какой смысл подсознанию намекать на то, о чем я и так беспрерывно размышляю?

В последнюю ночь я не выдержала и обратилась за консультацией к Умнику. Он ведь был моей интуицией (или, по крайней мере, притворялся ею), а значит – на короткой ноге с подсознанием.

«Ты постоянно сравниваешь Дана с Вереском.», – невозмутимо пояснил он.

«Эту Америку уже до тебя пару раз открывали. Посвежее мыслей нет?»

«И злишься на себя, потому что Дан в этом сравнении выигрывает.»

«Да ну тебя, – обиделась я. – Мне не до шуток.»

«А я и не шучу.»

Его серьезный тон заставил меня задуматься. Вообще-то, зерно истины в этом присутствовало. Я действительно сравнивала Дана с Вереском – это было очевидно и без всякого психоанализа. Дан сам напрашивался на сравнение, упорно пытаясь – вольно или невольно – занять место полуэльфа в нашей компании, как когда-то занял его кровать в Женькиной комнате. И больше всего меня бесило то, что ему это удавалось.

Нет, он не был полной копией Вереска. «Бесподобный господин белль Гьерра», как съязвил Дан, был действительно бесподобен. Неподражаем. Недостижим… как идеал. И в этом, наверное, заключалась главная проблема наших с ним отношений. Он был слишком идеален, и даже его обычная надменность, которая всегда так раздражала меня, была лишь следствием этой безупречности. Я однажды призналась Дану, что в Вереске как будто прятались два разных человека, но это была не совсем правда: в Вереске жили два существа, одно из которых – эльф, и от его эльфийской половины мне хотелось держаться подальше. А человеческую я так и не успела толком узнать.

Дан не был безупречен. Он совершал ошибки, спал с малознакомой эльфийкой, обманывал лорда Дагерати и плел какие-то непонятные интриги за моей спиной. Он не блистал эльфийской красотой, не обладал абсолютным слухом и божественным голосом, да и в драке, наверное, проиграл бы Вереску. Но в нем чувствовалось больше искренности и больше жизни. Он был в чем-то похож на Вереска – только более… настоящий.

Да, я действительно злилась на себя за такие мысли. Но я ведь и на Женьку злилась за то же самое. Мне казалось, что слишком уж легко мы с ним предаем память друга…

До свадьбы оставалось меньше суток, Дан с Женькой еще не вернулись, и настроение было – паскуднее некуда.

* * *

Утром меня разбудила Вероника. Я открыла ей дверь и вернулась на кровать, но под одеяло забираться не стала. Начало десятого – пора вставать.

– Фернанд просил передать, чтобы ты зашла к нему в кабинет.

– Да? – я зевнула в кулак и потерла глаза, отчаянно пытаясь проснуться. – А чего он тебя гоняет? Обычно посылает секретаря.

– Подумал, что с утра пораньше тебе приятнее будет видеть меня, чем белль Каэрра, – Ника пожала плечами так, словно эта мысль была очевидной.

Надо же. Не думала, что задерганный свадебными хлопотами принц еще способен заботиться о том, с какими чувствами я встречу сегодняшний день.

– Ты видела? – принцесса живо подскочила к окну и раздернула шторы.

Комнату залил свет – не солнечный, а безжизненно белый. Снег выпал, поняла я.

– Первый снег в день свадьбы – хорошая примета, – подтвердила Вероника.

– К вечеру растает, – хмуро предсказала я. – Будет слякоть.

– Ну и что? Для приметы это уже неважно.

Она присела на кровать и участливо погладила меня по руке.

– Юль, ты снова грустишь, да?