Дана с Женькой не было – видимо, тоже… гм… знакомились с диспозицией. Девушки не торопились меня развлекать. К полудню я уже начала подумывать, что про меня все забыли, когда раздался стук в дверь.
– Проходите, дорогие подруженьки, – мрачно усмехнулась я, впуская Нику и Нимроэль. – Оплачем мою молодость и невинность.
Они недоуменно хлопнули глазами.
– А плакать обязательно? – осторожно поинтересовалась принцесса.
– Я пошутила, не волнуйся. А у вас как принято проводить утро перед свадьбой?
– Ну, разные обряды есть, я их все и не знаю, – Ника смущенно пожала плечами. – Мы не готовились. А ты хотела, чтобы все по правилам было?
– Нет! – я содрогнулась совершенно искренне.
Даже если бы я выходила замуж по большой любви и от чистого сердца – и то все эти выкупы и похищения невесты встали бы поперек горла, а с учетом обстоятельств они и вовсе выглядели издевательством.
– Хотя определенный смысл в обрядах все-таки есть, – со вздохом добавила я. – Они отвлекают. Куда как проще, когда все расписано по часам: с часу до двух мы плачем, с двух до трех поем, с трех до четырех платье надеваем и волосы расчесываем. Переживать некогда.
– Ой, а платье-то уже готово, наверное, – Ника захлопала в ладоши. – Можно я за ним схожу?
– Иди, – улыбнулась эльфийка. – Я его уже видела.
Окрыленная принцесса тут же умчалась, а мы с Нимроэль устроились в креслах. Эльфийка слегка улыбалась, посматривая на меня, но было не похоже, что она тяготится молчанием. Я не выдержала первой:
– Все мои друзья уже сообщили мне, что я совершаю ошибку, выходя за Фернанда. Кроме тебя. Ты веришь, что я его люблю?
– Твое тело откликается на него, и это хорошо. Но сердце принадлежит другому.
Я покраснела, хотя не знаю, какая половина ее высказывания вызвала большее смущение.
– Я не люблю Вереска, если ты об этом. Мне его не хватает, но… в наших чувствах столько всего было намешано – слишком сложно для любви.
Нимроэль неожиданно рассмеялась – словно рассыпались колокольчики.
– Ты сама себе противоречишь, Юля. Я столько раз пыталась убедить тебя, что любовь – это просто, но ты никогда со мной не соглашалась. А теперь жалуешься, что твои чувства слишком сложны, чтобы в них разобраться.
Я с досадой поморщилась:
– Мы говорим о разных вещах. У тебя любовь начинается в постели и заканчивается там же, а утром ты уже не можешь вспомнить имя своего избранника.
– Разве это плохо?
Мировоззрение Ним всегда вызывало у меня противоречивые чувства: иногда пробуждало жалость, иногда – выводило из себя. А вот теперь я, пожалуй, впервые ей позавидовала. Конечно, не настолько, чтобы последовать ее примеру, но… капелька простоты мне бы не помешала.
Я подшучивала над ветреностью Нимроэль, но понятия не имела, где начинается любовь
Где-то читала, что любовь – это когда ты хочешь вместе состариться. Но старость я могла представить разве что рядом с Костей – да и то лишь потому, что он обладал талантом делать правильным и естественным все, даже старость. Что касается остальных мужчин, которые меня окружали, возникали большие сомнения, что с ними вообще можно дожить до преклонных лет.
Может быть, любимый – это тот, за кого ты отдашь жизнь? Но я бы рискнула жизнью и ради друга. Это просто вопрос приоритетов. Есть вещи дороже: свобода, внутренняя цельность… Чем из этого я готова пожертвовать ради любви?
Из коридора донесся дробный стук каблучков, по которому можно было безошибочно распознать Нику, и я вздохнула с облегчением. Что-то мне совсем не нравился ход моих мыслей накануне свадьбы…
Принцесса ворвалась в комнату, держа вешалку с платьем на вытянутой вверх руке, словно знамя на штандарте. Сравнение покоробило: флаг-то – белый. Но мордашка Вероники сияла восторгом: она единственная из мои друзей, кто искренне радовался предстоящему бракосочетанию, ведь это делало меня ее сестрой.
– Это – свадебное платье? – недоверчиво уточнила я.
– Правда, красивое?
Ника аккуратно разложила платье на кровати, и мы все втроем приблизились, рассматривая его. Хотя, откровенно говоря, рассматривать там особо было нечего. Оно имело очень простой покрой: почти прямое, лишь слегка расширялось к подолу. По краям коротких рукавов и круглого выреза под горло был вышит скромный белый узор – и все, больше никаких украшений. К платью прилагался пояс, тоже из белого шелка, но чуть более плотный.
– Я думала, оно будет более… эээ… затейливое. Ну, там, корсет, бантики-завязочки, пышные юбки. А оно как-то подозрительно смахивает на ночную рубашку.