– Красиво, правда? Уверена, что не хочешь попробовать? Сейчас, пока у меня нет кристалла-посредника, ты можешь сделать это без всякой опаски. Неужели не интересно подержать в руках самый древний артефакт этого мира? Я считал тебя более любознательной.
– Моя любознательность осталась там, откуда вы меня похитили.
Он засмеялся и небрежно смахнул камни в мешочек.
– Как хочешь, – поднялся. – Тогда я тебя оставлю.
Я растерянно открыла рот. Как, уже?!
– Подождите! – это вырвалось само.
Эльф обернулся у двери, вопросительно глянул небесно-синими глазами.
У меня на мгновение возникло искушение собрать Звезду. Похоже, Советник не врет, и сейчас у него в самом деле не хватает какого-то важного элемента – иначе он был бы более настойчив. А мне ведь действительно любопытно подержать ее в руках. А главное… это задержит его рядом со мной еще на несколько минут. На несколько улыбок. Несколько… прикосновений.
– Попрощаться забыла, – неласково буркнула я, ужаснувшись собственным мыслям. – Всего хорошего, заходите еще.
Эльф улыбнулся.
– Знаешь, ты бы мне даже понравилась. Не будь ты настолько… – легкая презрительная гримаска, – человеком.
Следующие несколько дней мало чем отличались от двух предыдущих.
Меня лихорадило. Часы мучительного ожидания награждались минутами облегчения от коротких встреч, после которых неизменно становилось хуже – словно я умирала от жажды, а чашу с водой раз за разом проносили мимо моих губ. Иногда пелена жаркого тумана прорывалась моментами просветления, и тогда я думала о Дане.
Больше всего я жалела о том,
В один из таких моментов прозрения до меня дошло, что я недооценила Советника. Он вовсе не пытался привязать меня к себе при помощи банального физического влечения. Его план был куда более изощренным.
Советник хотел, чтобы я собрала Звезду не по принуждению, а по доброй воле. И он подтачивал мою волю медленно и незаметно, как вода точит камень. Не в его силах было завладеть разумом, он мог влиять только на химические процессы в организме. Воля – составная часть психики, она не зависит от физиологии. Но Советник, подобно ловкому хакеру, нашел уязвимость в системе, и эта брешь называлась – целомудрие.
Смешно и пафосно, я бы сама ухохоталась, скажи мне кто об этом раньше. Когда природа раздавала целомудрие, я стояла в очереди за чем-то другим (наверное, за чувством долга), и добродетели мне досталось – всего ничего, то, что соскребли со стенок. Но даже эта малость, как оказалось, обеспечивала внутреннюю цельность, просто я раньше не замечала ее, как не замечают воздух, которым дышат.
А теперь во мне что-то сломалось. Каждое искушающее видение, каждый откровенный взгляд, каждая улыбка, предназначенная врагу, приближали к предательству. И это было самым страшным – ощущение, что я
Я еще хранила верность друзьям, но уже не доверяла себе. А ведь с этого начинается любая измена.
Когда я вышла из ванной, замотанная в полотенце, эльф уже был в комнате. Он вальяжно устроился в кресле – невозмутимый и надменный, как обычно, но под глазами пролегали тени. Вероятно, события развивались не так радужно, как рассчитывал господин Советник.
При виде меня его отчетливо передернуло от брезгливости.
– Оденься, – скривился он.
– Выйдите – оденусь, – огрызнулась я, пытаясь скрыть неловкость.
– Ты будешь в моем доме указывать, что мне делать? – холодно осведомился эльф.
– А я к вам в гости не напрашивалась!
– Я сказал, оденься!
Он взмахнул рукой, и горсть льдинок хлестнула меня по лицу. Я оторопело схватилась за горящую щеку. Чувства колебались где-то между «Как он посмел!» и «Наконец-то!» Вялотекущий процесс «соблазнения» уже давно стоял поперек горла. Интересно, на что еще его можно спровоцировать? Проигнорировав писк Умника, я дернула за край полотенца, и оно послушно упало к ногам.
Эльф стиснул подлокотники кресла так, что побелели пальцы.
– Тварь, – выплюнул он сквозь зубы. – Животное. Человеческое отродье.
Волна эмоций обрушилась на меня с такой силой, что я пошатнулась.
Советник не врал – он действительно испытывал ко мне отвращение. Но это была только часть правды: кроме отвращения, в его чувствах присутствовало вожделение, стыд, ненависть. Он хотел меня – и ненавидел себя за это. Ненавидел нас обоих.