Читаем Есаулов сад полностью

Фигаро:… Претворяться не знающим того, что тебе известно, знать все, что тебе неизвестно, слышать то, в чем ничего не понимаешь, пропускать мимо ушей то, что понимаешь, в особенности быть в состоянии делать то, что свыше твоих сил, часто делать большую тайну из того, чего нет надобности скрывать, запираться, чтобы очистить перья, и казаться глубокомысленным, когда в тебе, как говорят, хоть шаром покати, плохо ли, хорошо ли разыгрывать персону, плодить шпиков и оплачивать изменников, размягчать печати, просматривать письма и стараться важностью цели оправдать ничтожность средств – вот и вся политика: умереть на этом месте…

Снова Фигаро:… Мне ответили, что во время моего экономического уединения в Мадриде установилась система свободной продажи всего, чего угодно, даже произведений печати, и что если я не буду в моих статьях касаться власти, религии, политики, морали и должностных лиц, обществ, пользующихся доверием, оперы, других спектаклей, ни кого, кто имеет отношение к чему-либо, я могу свободно печатать все, под надзором двух или трех цензоров. Для того, чтобы использовать такую сладостную свободу, я выпускаю объявление о повременном издании и, не желая идти по следам других, называю его «Бесполезная газета»…

28 января.

16. Выговор по всем линиям – и не трогает. Потому что ложь, придумано неизвестно зачем, может быть удар по беристам. Жалко Колю Макарова.

1 февраля.

17. Наша статья «В роли оповестителей» в «Восточно-Сибирской правде», хоть боком задеть Пертцика.

2 февраля.

18. Они стоят в коридоре. Она говорит ему: «Но, Миша, я хотела на праздники к маме съездить, и дома меня ждут». Асеев делает строгое лицо и отвечает: «Ты раньше говорила, у тебя нет партийного поручения. Вот тебе поручение – на празднике следить за порядком в общежитии» – «Но, Миша, это вовсе и не партийное поручение, а какая-то бяка. И мне так охота домой, а в общежитии вон сколько народу остается, дай кому-нибудь эту просьбу».

Лицо у Миши Асеева надувается, я впервые вижу его таким, ему верно меня стыдно (а я специально не ухожу), но он шипит дивчине: «Ты попросишь у меня потом общественную нагрузку, попросишь еще»…

Февраль.

19. Первый корпус университета. Здесь когда-то говорились медленные речи, а теперь сплошной треск.

20. Дарлинг, социалист, вернувшийся в природу, – герой «Путешествия на „Снарке“. Эволюция Джека Лондона.

21. Ганди и Уитмен – близки по ощущению человечности, по абсолютному духу, что ли.

22. Паустовский. Это красивое скольжение – не равнодушие ли? Но он завораживает, он умеет приковать к вязи слов – о смысле мало думаешь, музыка ведет.

23. Зато после Паустовского учебники наши не читаются совсем – цитата на цитате, после ухоженного пруда да в болото с тиной.

24. Илья Эренбург хорошо пишет о Марине Цветаевой и цитирует стихи ее.

25. Москвитин по угрозыску приносит дурные вести то об одном, то о другом. Пертцик изнасиловал домработницу, «дело» замяли, пострадавшая получила солидную взятку, и герой наш цветет. Но перед студентом Москвитиным стелется.

Письмо от Наташи Опариной, студентки архивного института: она училась в 121 московской школе, Пертцик преподавал у них конституцию и историю. Внезапно статья в «Вечерней Москве» (подделал диплом), и Пертцик исчез с горизонта, чтобы появиться у нас и процвесть. Кандидатом наук он уже стал, станет и доктором. Типаж.

20 февраля.

26. С Колей Макаровым в обкоме партии у А. С. Макарова, завотделом науки. Я объяснил суть дела: мы обидели студентовкоммунистов, назвав их демагогами, мы взяли свои слова обратно, да, при этом мы были выпивши. Но Николай Макаров один из лучших студентов факультета, и может быть не стоит его отчислять из университета.

А. С. Макаров поднялся из-за стола и стал кричать. Мы переглянулись и пошли. Он вслед нам закричал: «Без меня вы все равно не уйдете, я должен подписать пропуск, так что не торопитесь»… – и вопли продолжил. Стояли и терпели рык борова.

Коля уходит рыть землю.

21 февраля.

27. Саня Скшидло говорит, что год, два надо отдать газете. А. Санин, Вампилов, Феодал с гитарой. Смеялся. Чувство языка: феодал с гитарой. Сцены.

26 февраля.

28. Итак, Люся Зимина выходит замуж. Ох, Люся.

29. Из русаков я совсем не читал Достоевского и «Самгина» Горького. Подступы не увенчались успехом.

30. Устьянцев, какой сгусток силы и красоты. Геолог. Вторая встреча.

Неужели и он когда-нибудь состарится и умрет.

31. Сегодня во сне брат Вадим, погибший в Порт-Артуре девятнадцати лет. Во сне он уже лысеет, и сутулый.

32. Завтра Байкал, Слюдянка, районная газета. С юриспруденцией наконец-то покончено.

19 марта.

33. «Чтоб больше не быть одиноким», Элюар. Только одна строчка. Стих – умозрителен.

21 марта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза