Читаем Есаулов сад полностью

Мало вырубить лес,Надо вырубить рощу…Нас повалит свинецНа Сенатскую площадь.Не пустивши корнейВ обветшалую землю,Сто девчат и парнейСмерть поутру приемлют.И в четвертом ряду,Вспоминая Марину,Я на снег упадуИ любви не отрину.1981, Ботанический сад. Иркутск

* * *

Вот и июль на ущербе,Дождь закусил удила.Мерно сочится водаВ эти бетонные щели.Светлого дня на РусиПонадломилась походка.Господи, тихо и кроткоНиц припадаю, спасиСердце от праздных суетЭтой кромешной эпохи.Милой останутся крохиМною неотжитых лет.1982 год, Красный корпус Иркутской тюрьмы

Скорбное 5 марта[5]

Баяру Жигмытову

В день скорби смеялась мама,И рыжее солнце смеялосьВ окладе тяжелой рамы.И мальчик смеялся с ними.В день скорби смеялись березы,Потряхивая ветвямиИ иней роняя звездный.И мальчик смеялся с ними.В день скорби письмо сосновымЗапахом сердце пробило, —Соседка смеялась снова.И мальчик смеялся с нею.В день скорби голубь с фронтонаУпал в бездонное небо,И со счастливым стономГолубка за ним летела.В день скорби в округе нашейВдруг расцвели на балконахСиние песни и маршиС зеленым гитарным всплеском.В день скорби черви поэзииЗатеяли праздник метафор.И друг мой, вернувшись от Лесбии,Восторженно записал:«Сегодня я видел Пушкина,Он, братски обняв Вампилова,Февральские посвисты слушалНа берегу Ангары.Их лица светились матово,А из фундаменталкиК ним выскочила Ахматова,Как юная лань легка»…В день скорби… 5 марта 1984, Чусовая

В ожидании совещания в Мадриде

Доживу ли до солнечных дней,Не потрафив суровой обиде.В преисподней – котельной моейСтарый Франц говорит о Мадриде.Доживу ли? Эстонец, поправБоль житейскую долготерпеньем,Рассуждает о сущности правНакануне и после Успенья.Что он помнит, дремучий мужик,Хлебороб и солдат поневоле,Об иной – человеческой – доле,От которой отвык.О, жестокое племя людей,Пожалей ты быка на корриде.В преисподней – котельной моейСтарый Франц говорит о Мадриде.Котельная 36 зоны, Чусовая

Скоро проселки, сума…

Льву Тимофееву

Был я безудержно смел,Вторил громам в поднебесье,Сирые избы предместьяПесней тревожить умел.Но миновала пора,Обочь колодца пониклиПлети сухой повилики.Я ухожу со двора,Где бушевала весна,Лето цвело – колосилось,Девкой дебелой носиласьОсень, хмельна и красна.Скоро проселки, сума,Жизни слепое усердие.Белый платок милосердияПермская вяжет зима.Чусовая, 1985

Памяти белоруса Н.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза