Читаем Есенин: Обещая встречу впереди полностью

Есенин: Обещая встречу впереди

Когда, уже под занавес жизни, начнёт мемуары «Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги», там будет глава «Почему Есенин сделал это».

И все иные друзья, товарищи, приятели рассказали, что знали и думали.

Сергей Городецкий написал о ветре Северной столицы:

…Ты жаждешь новой жертвы в гости,

В проклятый номер Англетер.

Ты бьёшь ночной метелью в окна

И в форточку с Невы свистишь,

Чтобы поэт скорее грохнул

В свою верёвочную тишь…^[58]

Пётр Орешин написал:

…В мыслях потемнело,

Сердце бьёт бедой.

Что же ты наделал,

Раскудрявый мой?!^[59]

Рюрик Ивнев написал:

…«Неужели петля на шее

И последняя спазма в горле —

Лучше ветра, пахучего сена

И волнующейся травы?» ^[60]

Василий Казин написал:

…Знать, не смог ты, друг, найти покою —

И под пьяный тягостный угар

Затянул смертельною петлёю

Свой чудесный стихотворный дар…^[61]

Владимир Ричиотти написал:

…Из уст в уста проносится у всех,

Что сердце, розовое, как орех,

Так неожиданно и звонко раскололось,

Что на рассвете слово

Вдруг погасил великий человек,

Как лампу, полнозвучный голос…

Вдруг в тёмной комнате Руси

Поэт себя, как лампу, погасил…^[62]

Михаил Фроман написал:

…И средь полночного витийства

Зимы, проспекта, облаков —

Бессмыслица самоубийства

Глядит с афиши на него…^[63]

Михаил Герасимов написал:

…В мучительном изломе губы,

Лицо истаяло, как воск,

И жаром паровые трубы

Поэта опалили мозг…^[64]

Всеволод Рождественский написал:

…А там, за синеющей рамой,

Уйдя в электрический свет,

Бессонный, горящий, упрямый

Всю ночь задыхался поэт.

И только что сумерки стёрло,

Вскочив на придвинутый стул,

Своё соловьиное горло

Холодной петлёй затянул…^[65]

Илья Садофьев написал:

…Может ли горе такое

Выплакать Русь на ветру,

Если пенькой успокоен

Звонкоголосый друг!..^[66]

Тициан Табидзе написал:

…Стихи твои — рваная рана, горенье,

Боль, воспалённой души непокой.

Самоубийство — увы! — не спасенье,

Кровь приобщается крови другой…^[67]

Георгий Леонидзе написал:

Мчатся сани. Кони храпят.

Бубенцы то поют, то плачут.

Вьюга бесится, дни горят,

Жизнь гуляет, а юность платит.

Я кричу ему: Не спеши!

Над тобою кружится ворон!

Я кричу ему: Не спеши

в петлю лезть соловьиным горлом! ^[68]

Владимир Маяковский написал:

…Вижу —

взрезанной рукой помешкав,

собственных

костей

качаете мешок…^[69]

Евгений Сокол написал:

…О чёрном человеке

Жуткая песня,

О чёрном человеке,

Смерти вестнике.

Чёрный оказался сильнее.

Чёрный убил золотоволосого…^[70]

Александр Жаров написал:

Это всё-таки немного странно,

Вот попробуй тут не удивись:

На простом шнуре от чемодана

Кончилась твоя шальная жизнь…^[71]

Иосиф Уткин написал:

…Нам всем дана отчизна

И право жить и петь,

И кроме права жизни —

И право умереть.

…………………………..

Есть ужас бездорожья,

И в нём — конец коню!

И я тебя, Серёжа,

Ни капли не виню…^[72]

Вера Инбер написала:

…И светловолосого, в тесном костюме,

Без памяти и без сил,

Хоронили поэта, который не умер,

А сам себя убил. ^[73]

Марина Цветаева спустя пять лет написала великие стихи, посвящённые сразу двум самоубийцам — Маяковскому и Есенину. Те в её стихах переговариваются. Маяковский ругается: зачем ты повесился из-за водки? Есенин отругивается: из-за бабы, как ты, — ещё хуже.

Но сохранились и цветаевские черновики — наброски к стихам памяти Есенина, сделанные в январе 1926-го:

Брат по песенной беде —

Я завидую тебе.

Пусть хоть так она исполнится —

Помереть в отдельной комнате! —

Скольких лет моих? лет ста?

Каждодневная мечта.

* * *

И не жалость: мало жил,

И не горечь: мало дал.

Много жил — кто в наши жил

Дни: всё дал, — кто песню дал;

Жить (конечно, не новей

Смерти!) жилам вопреки.

Для чего-нибудь да есть

Потолочные крюки.

Она так написала — и так совершила над собой.

Это русская поэзия. Здесь за слово отвечают. Здесь не паясничают.

* * *

Мать Есенина Татьяна Фёдоровна хотела отслужить панихиду по сыну, ещё когда гроб стоял в Доме печати, но её отговорили: всё-таки правительство оплачивает похороны, нехорошо — оскорбятся коммунисты; ещё подумают, что на их деньги попа наняли.

Три панихиды отслужили уже после похорон: в Москве, в Ленинграде и в храме во имя Казанской иконы Божией Матери в Константинове, где Есенина крестили.

Кому-то из священников, может, не сказали, что покойный наложил на себя руки; кого-то, может, уговорили.

Не раз замечено, что многие и многие матери, особенно деревенские, зная о грехе ребёнка, наложившего на себя руки, всё равно стараются заказать службы как по почившему естественной смертью. Словно бы такой материнской невинной и скорбной хитростью пытаются обмануть Бога: вдруг не заметит, вдруг не спросит ничего с её чада.

20 июня 1926 года поклонник есенинского творчества славист Андрей Дурново приехал в Константиново и записал за Татьяной Фёдоровной единственное из известных нам её стихотворений:

Тяжело в душе держать;

Я хочу вам рассказать,

Какой видела я сон,

Как явился ко мне он.

Появился ко мне сын,

Многим был он семьянин;

Он во сне ко мне явился,

Со мной духом поделился.

Он склонился на плечо,

Горько плакал, горячо:

«Прости, мама, — виноват!

Что я сделал — сам не рад!»