Есенин: Обещая встречу впереди

В результате архивных разысканий Кузнецов обнаружил в Ленинграде 1925 года некоего Павла Петровича Петрова (Макаревича), работавшего в кинематографической сфере и, по его мнению, являвшегося «оперативно-секретным агентом ГПУ», также причастным к убийству Есенина: «Человек именно его профессиональных знаний и конспиративного опыта и выступил режиссёром „постановки“».

Следуем дальше.

Сотрудник милиции Николай Михайлович Горбов, вызванный в «Англетер», согласно Кузнецову, «настрочил фальшивку».

Он «поклонялся Троцкому и находился в зависимости от его ленинградских единомышленников».

В «Англетер» вызывали «скорую помощь».

Приезжал дежурный врач, присланный ещё одним участником «дьяволицы» — Меером Абрамовичем Месселем.

Именно Мессель возглавлял тогда ленинградскую службу «скорой помощи».

Как выяснил Кузнецов, в Гражданскую войну Мессель служил начальником санитарной части в войсках ГПУ. Так что… сами понимаете.

«Его вполне можно назвать чекистом в белом халате. Такой служака наверняка имел связь с начальником Секретной оперативной части (СОЧ) ГПУ И. Л. Леоновым и по его сигналу (или чьему-то другому) отправил в „Англетер“ своих людей».

То есть приехали как минимум врач и медбрат.

Как мы видим, есть уже девять соучастников преступления.

Движемся вслед за автором, не отстаём.

Теперь пришёл черёд людей, которые якобы были (на самом деле — не были) в эти дни в гостинице «Англетер».

Вольф Эрлих.

«…мы не сомневаемся: свою чекистскую службу он начал с первого университетского курса».

«Мы не сомневаемся» — и точка.

А воспоминания Эрлиха о Есенине и последних четырёх днях его жизни?

«…в 1926 году поместил в сборнике воспоминаний о поэте письмо-статейку „Четыре дня“, написанную, конечно же, по приказу».

То есть перед нами фальшивка, фантазия.

«Эрлих оформлял „Свидетельство о смерти“ Есенина в ЗАГСе Московско-Нарвского района. Документ подписала заведующая столом учёта Клавдия Николаевна Трифонова. <…> Трифонова совершила несомненный подлог, к её личности будет нелишне приглядеться».

Но на Трифоновой даже останавливаться не будем — некогда.

«Возглавлявший партийную организацию Московско-Нарвского района Даниилян Арутюнович Саркис (1898–1937), ярый сторонник Троцкого… был уволен со своего поста 18 января 1926 года. Очевидно, перед увольнением он срочно санкционировал субботнюю фальсификацию со справкой о смерти поэта… Вскоре после этого Саркиса выслали из Ленинграда».

Георгий Устинов?

Старый большевик, какой с него спрос.

«Избран на роль лжеопекуна Есенина в „Англетере“, так как был удобной фигурой для создания нужного мифа»; «Устинов — слепой фанатик и честолюбец»; «Устинов не мог возражать против использования своего имени во всей этой грязной истории — его, дисциплинированного партийного борца, особенно и не спрашивали».

Его жена Елизавета, также написавшая воспоминания?

Статьи за Устинова и «тётю Лизу», согласно Кузнецову, сочинила Алла Яковлевна Рубинштейн (1892–1936) — журналистка, ответственный секретарь ленинградской «Красной газеты». Возможно, никакой Устиновой вообще не было — её придумали для полноты картины.

А Рубинштейн, цитируем Кузнецова, «сделали главной подметальщицей кровавых „англетеровских“ следов».

В 1932 году Устинов якобы решил всё рассказать о смерти Есенина, но его (как Дункан и Райх в книге Сидориной) тут же убрали. Если быть точным — нашли повешенным. Официальная версия: повесился. Но Кузнецов уверен: повесили.

Как это обычно происходит, представляете?

— А что там у нас со свидетелями убийства Есенина? Никто не собирается проговориться?

— Устинов завтра собирается всё рассказать.

— Давайте его повесим. Инсценировочка, как мы любим. Если кто-то ещё соберётся проговориться — докладывайте.

Это не всё, подождите.

Илья Ионов в «Англетере» не был, но с этим старым каторжником и так всё ясно.

Ионов, согласно Кузнецову, «пригрел в Госиздате многих из тех, кто заметал следы убийства Есенина».

Николай Клюев?

Цитируем Кузнецова: «Поэт Николай Клюев никогда не писал и не говорил о своём декабрьском посещении Есенина».

(Много раз говорил; но это маловажные, докучливые детали.)

В любом случае Кузнецов признаёт, что Клюев точно пытался попасть к Есенину в «Англетер» (где Есенина «не было») и мог о чём-то догадаться.

Как же заставили молчать Клюева?

А просто.

Илья Ионов предоставил Клюеву дешёвую (2 рубля 75 копеек в месяц) квартиру — ту самую, где его нашёл Есенин (по версии Кузнецова, ничего этого не было — ни визита, ни Мансурова, ни петуха).

«Ионов вполне мог попросить квартиранта помалкивать о „тайне „Англетера““. Подвести своего благодетеля Клюев не мог».

Лазарь Берман?

Сейчас разберёмся.

В 1918 году Берман был арестован ВЧК, но отпущен. Кузнецов именует поэта на ласковый манер — Зоря: «…с той-то поры Зоря превратился в профессионального осведомителя. Вряд ли ошибёмся, если предположим, что в 1921 году его „внедрили“ секретарём Союза поэтов и он подслушивал и подглядывал за Блоком, Гумилёвым и другими, выполняя роль провокатора».

Вряд ли, вряд ли ошибётесь.

Берман тянет за собой ещё одного заговорщика и негодяя — Илью Садофьева.