Есенин: Обещая встречу впереди

В 1924 году ни любивший Есенина и помогавший ему Воронский, ни ненавидевший Есенина и последовательно топивший его Сосновский не являлись членами одной команды, хотя находились на одном, условно «троцкистском», фланге. Спустя пять лет эстетические различия между ними стали для партийного руководства совсем не важны: они определённо являлись членами оппозиции.

Уже зная о связях Блюмкина с оппозицией, партия всё-таки решила не расставаться раньше срока с таким ценным работником, а перенаправить его активность на полезные цели.

В сентябре 1928-го Блюмкин возглавил резидентуру ОГПУ на Ближнем Востоке.

Однако судьба всё равно подкинула ему краплёную карту. В апреле 1929-го Блюмкин случайно столкнулся в Константинополе со Львом Седовым — сыном Троцкого.

Ещё через четыре дня Блюмкин встретился с Троцким и проговорил с ним четыре часа.

Блюмкин согласился отвезти в СССР несколько писем и книг с нанесёнными на страницах химической смесью тайными записками к соратникам Троцкого.

Блюмочку, как называл его новый, после имажинистов, поэтический приятель Маяковский, это и погубило.

В октябре 1929 года Блюмкин был арестован.

Блюмкин, незадолго до ареста повторявший в кругу знакомых: «Только бы жить! Хоть кошкой — но жить!» — сразу пошёл на контакт со следствием, которое вёл Яков Агранов.

Блюмкин написал большую исповедь о всех своих ошибках, связях, контактах, прегрешениях; а также отдельную записку «О поведении в кругу литературных друзей». Имя Есенина ни в одном документе не фигурирует.

Когда Блюмкину объявили приговор, он спросил: «А о том, что меня расстреляют, будет завтра опубликовано в „Правде“ и в „Известях“?»

3 ноября Блюмкин был расстрелян. В газетах об этом не написали.

Во время расстрела он срывающимся голосом запел «Интернационал». Агранов потом сам рассказывал об этом Мариенгофу.

Блюмкину было 29 лет.

Это был первый в СССР расстрел известного всей стране легендарного партийца, биографии которого была посвящена отдельная статья в только что вышедшем первом томе Большой советской энциклопедии.

Добила судьба и главного литературного «троцкиста» — Воронского.

После смерти Есенина нарицательное понятие «воронщина» и сам термин «попутчики» были синонимичными.

На новом витке противостояния левые радикалы, в частности РАПП, Воронского переиграли. Если раньше тень Троцкого за его спиной помогала удерживаться на плаву, то теперь — неизбежно тянула на дно.

В 1927 году Воронский был уволен из «Красной нови», в 1928-м — исключён из партии.

В 1930-м Воронского вернули в Москву из ссылки и назначили одним из директоров Госиздата.

В 1931 году Воронский отрёкся от «троцкизма» — политический смысл этого понятия становился всё более обширен — и был восстановлен в партии.

Он успел сочинить автобиографический роман «Бурса» и жизнеописание Гоголя.

Подвергся аресту в 1935-м. Повторно арестован 1 февраля 1937-го и 13 августа того же года расстрелян как троцкист.

Основная часть литературного наследия Воронского до сих пор не издана.

Льва Сосновского в 1934 году вернули из ссылки и тоже восстановили в партии.

23 октября 1936 года снова арестовали и 3 июля 1937-го по обвинению во вредительстве и участии в террористической троцкистской организации расстреляли.

Уехавший в Латинскую Америку Троцкий, чьим именем маркировали и давили таких разных людей, был ранен ударом ледоруба 20 августа 1940 года, а на другой день скончался в больнице Мехико. Задание по его ликвидации выполнил агент НКВД.

* * *

Два года после ухода Есенина были в жизни Клюева почти удачными. Он много публиковался в ленинградской «Красной газете» — под добрым присмотром Петра Чагина; его привечали и в «Звезде», и в «Прожекторе».

Рассказывал в стихах:

Как убаюкал на ладони

Грозовый Ленин боль земли,

Чтоб ослепительные кони

Луга беззимние нашли…^[99]

Клюев всё равно попал под антикулацкую кампанию — и с тех пор в фаворе не был.

Последняя книга стихов Клюева «Изба и поле» вышла в 1928 году.

На коллективизацию обозлился; после выхода статьи Сталина «Головокружение от успехов» публично ругался: «Этот азиат — болван, и он русских обмануть не сможет. Не купить ему больше крестьян лживыми и подлыми своими статейками. Никто уже ему не поверит».

В январе 1932 года Клюев был исключён из Союза писателей как «абсолютно чуждый по своим идейно-творческим установкам советской литературе».

Одновременно в декабре 1932-го в журнале «Земля советская» был опубликован клюевский цикл «Стихи из колхоза», прославляющий колхозную жизнь.

Едва ли не одновременно с их публикацией Клюев писал совсем иное:

Скрипит иудина осина

И плещет вороном зобатым,

Доволен лакомством богатым,

О ржавый череп чистя нос,

Он трубит в темь: «Колхоз, колхоз!»…^[100]

Антиколхозные стихи попали куда надо. 2 февраля 1934 года Клюев был арестован. Ордер подписал Агранов.

Дело в отношении Клюева развивалось не только на основе антисоветских стихов, но и по многочисленным фактам мужеложства.

В совокупности за первое и второе получил пять лет исправительных лагерей, которые тут же были заменены ссылкой в Сибирь, в посёлок Колпашево.