Есенин: Обещая встречу впереди

Всё грохотало и пенилось, налетел ветрище — крыша еле удержалась.

Мать, чуя недоброе, не находила себе места, несколько раз принималась молиться.

Вдруг на улице раздались истошные крики:

— Тонут! Спасайте!

Мать бросилась на улицу. Катя и Шура, в ужасе, остались дома.

Выяснилось, что оборвало паром и понесло на шлюзы.

Ударившись, паром неизбежно разбился бы, и все находившееся на нём упали бы в воду. Захлебнуться в такую непогодь мог даже хороший пловец. Тем более что Сергей свою барыню точно не бросил бы посреди реки. Потащил бы на себе со всеми её юбками — и оба ушли бы на дно.

…Паром остановили, но Сергея и Лидии там не было.

Мать несколько раз выходила его встречать.

К вечеру вернулся кучер Кашиной Иван и сказал, что барыня и Сергей… уехали вдвоём.

Есенин вернулся под утро.

На другой день во двор к Есениным прибежали дети Кашиной и принесли Сергею… розы.

Мать смотрела на всё это смурными глазами и молчала.

Сергей, потягиваясь, вышел на улицу и, присев, забрал у детей цветы.

Вернулся в дом, улыбаясь и ничего не видя.

…Что значили эти розы? «Прости, что нет…» или «Спасибо и доброе утро тебе, Серёжа»?

Кажется, всё-таки они значили «нет».

Если бы был хоть шанс на развитие их отношений, он бы не уехал тогда так скоро, в начале июля, в Петроград.

Зато в память о той встрече остались удивительные стихи, написанные через несколько дней после ночного приключения:

Не напрасно дули ветры,

Не напрасно шла гроза.

Кто-то тайным, тихим светом

Напоил мои глаза…

Сложно поверить, что всего через три недели Есенин женился.

* * *

Во второй половине июля 1917 года Есенин, Зинаида Райх и Алексей Ганин выехали в Вологодскую губернию.

Сергей и Зина по-прежнему называли друг друга на «вы», а Ганин всё так же ни о чём не подозревал.

Все трое были чуть возбуждены и чрезмерно внимательны друг к другу.

Из Вологды двинулись на Архангельск.

Там сели на пароход и поплыли: Умба, Кандалакша, Кереть, Кемь, Соловецкие острова. Древнейший Соловецкий монастырь, где когда-то будущему митрополиту Московскому и всея Руси Филиппу являлся Христос. Август — славное время, чтобы всё прочувствовать, обойти, рассмотреть.

От того путешествия у Есенина останется только одно странно-красивое четверостишие в стихотворении «Небо ли такое белое…»:

…Не встревожен ласкою угрюмою

Загорелый взмах твоей руки.

Все равно — Архангельском иль Умбою

Проплывать тебе на Соловки…

Сами географические названия, за которыми стоит огромная история, словно придают этим строчкам значение и отбрасывают на стихи тяжёлую, таинственную тень.

Это, конечно же, стихи о Зинаиде Райх.

И об их совместном плавании. «Синим жёрновом развеяны и смолоты / Водяные зёрна на муку…» Есенин даже море сравнивал с полем, а брызги воды из-под парохода — с работой жерновов, мелющих зерно.

Последняя строфа этого стихотворения:

…Так и хочется под песню свеситься

Над водою, спихивая день…

Но спокойно светит вместо месяца

Отразившийся на облаке тюлень.

О той дороге мы знаем только, что он просил Райх петь — и она пела.

И ещё: стоя на палубе и слушая Райх, Есенин видел тюленей.

Зинаида позже пыталась набросать воспоминания, но записала всего несколько слов: «Белое море — Соловки, рыбачка, чайка…»

Значит, была поразившая их рыбачка: лов рыбы в море — дело суровое.

Чайки на Соловках — особой, крикливой и наглой породы. В Петрограде таких не водилось.

Есенин тоже некоторое время спустя возьмётся за стихи о том путешествии, напишет несколько строк: «Далеко ты, Кандалакша… Север милый, где ты, где?» — посидит-посидит и ничего не придумает. Где, Север, где… Не знаю, где. Знаю зато, где Константиново.

…Деньги у путешественников заканчивались.

На обратном пути, когда Ганин куда-то отлучился, Есенин понял, что дальше подходящей минуты уже не найдётся, и почему-то шёпотом сообщил:

— Я хочу на вас жениться.

Зинаида помолчала и ответила:

— Дайте подумать.

Она уже подумала, но не могла же сразу выпалить: «Да!»

Есенин не понял и обиделся: какие тут ещё раздумья?

Они оба, что называется, были легкомысленны. Они ничего не имели — ни жилья, ни имущества, ни даже карманных денег. Более того, Сергей и Зинаида, в сущности, не знали друг друга.

Они даже не целовались ни разу.

Но всё уже закрутилось, завертелось; остановиться не было сил.

Думала Райх недолго: видимо, обратила внимание, что Есенин необычайно огорчён, — и решила всё разом исправить.

Сначала, чуть улыбаясь, кивнула головой. Есенин в ответ непонимающе тряхнул своими золотыми кудрями:

— О чём ты? Что имеешь в виду? Скажи словами!

Рядом уже сидел Ганин.

Зинаида твёрдо произнесла:

— Да.

Ганин поначалу удивлённо, а потом, словно о чём-то разом догадавшись, оглядел их.

Есенин не сводил с Зинаиды глаз. Та чуть покусывала губу.

Уже из Вологды Райх отбила отцу телеграмму: «Вышли сто, венчаюсь».

Ганин не стал устраивать сцены: Райх даже не намекала на возможность их сближения — ну пусть хоть Есенину повезёт.

Венчаться решили немедленно.

У Зины оказался отличный отец: даже не спросив, на кого пал выбор дочери, выслал деньги.