К последнему была обращена записка Сергея Александровича, написанная накануне гибели в ленинградской гостинице «Англе-тер». А тот оказался капитаном НКВД и в своих воспоминаниях оставил загадочную фразу: «Пусть Есенин теперь, после своей смерти, простит мне наибольшую мою вину, ту вину, которую он не знал, а я знаю».
Рюрик Ивнев, к счастью, избежал трагической участи ближайшего окружения своего кумира, мирно почив в возрасте девяноста лет (1981). Этому во многом способствовала его жизненная философия, выраженная в стихотворении «Сергею Есенину»:
Он сумел. Как? Для потомков это осталось тайной.
«Здравствуй ты, моя чёрная гибель…»
Когда я посмотрел в окно кафе, то увидел, что столы и стулья были повалены; я зашел в кафе, и неизвестный гражданин бросился на меня, махая кулаками пред моим лицом, и ругал „сволочью“, „взяточником“, „хулиганом“ и „мерзавцем“, угрожал именами народных комиссаров, хотел этим запугать, но, несмотря на всё это, я просил его следовать в отделение милиции. Неизвестный гражданин продолжал меня ругать, тогда я уже взял его за руку и привел в отделение. Прошу привлечь к законной ответственности по ст. 176, 86, 88 Уголовного кодекса».
Из отделения милиции Есенина направили в приёмный покой при Московском уголовном розыске. Врач Перфильев дал такое заключение: «Гр-н Есенин по освидетельствовании оказался в полной степени опьянения, с возбуждением».
Арестованного вернули в отделение милиции, где он заснул. В это время в отделение явились Н. Д. Грандова, Е. В. Коненко и А. Б. Мариенгоф, которые требовали освободить Сергея Александровича, звонили по этому поводу М. И. Калинину. Затем подошли Г. Бениславская и её подруга А. Назарова.
Последняя вспоминала:
«Ночь шла медленно, до ужаса. Идти домой мы не могли. Сидели в „Стойле“, потом в Леонтьевском около милиции. Решили досидеть до утра, чтоб быть тут, как С. Е. проснётся. Боялись, будет снова скандалить, так как накануне – когда привели его в милицию – он ещё скандалил и там. Входим. Стоит он – чуть-чуть смущённый, улыбающийся и мирно беседует с милиционером, которому накануне собирался проломить голову. Начался допрос, чтоб составить протокол. Есенин почти ничего не помнит. Милиционеры с удивлением смотрят на него – тихого, спокойного, с ласковой улыбкой. „Вот если б вы вчера таким были“, – говорит дежурный начальник милиции. „А разве вчера я хуже был?“ – спрашивает С. Е. Милиционеры и хохочут, и рассказывают, как они с ним „умучились“ накануне. К нашему уходу – вся милиция буквально очарована С. Е. Озлобления, с каким говорили о нём накануне, – нет и в помине, на его ласковую улыбку – он же такую получает в ответ, и с пожеланиями всего „хорошего“ мы уходим домой…»
Улыбки улыбками, а протокол допроса составили.
«Протокол допроса обвиняемого.
Допрос производил учнадзиратель 46 отд. мил. т. Леонтьев.
Допрошенный показал: Я – Есенин Сергей Александрович, профессия – поэт.
До 1914 г. – учился. С 1914 – занимался поэтом. После Октябрьской революции по настоящее время занимался – поэтом.
Родители: крестьяне, образование высшее. В какой школе учился – университет Шанявского, национальность – русский.
По существу дела могу сообщить: 15/IX с. г, в 11 ч. 30 м. вечера, сидя в кафе „Стойло Пегаса“ на Тверской ул., дом 37, у меня вышел крупный разговор с одним из посетителей кафе „Стойло Пегаса“, который глубоко обидел моих друзей. Будучи в нетрезвом виде, я схватил стул, хотел ударить, но тут же прибыла милиция, и я был отправлен в отделение. Виновным себя в нанесении оскорбления представителям милиции не признаю, виновным в хулиганстве признаю, в сопротивлении власти виновным себя не признаю. Виновным в оскорблении представителя власти при исполнении служебных обязанностей не признаю.
Больше показать ничего не могу. Показание моё точно, записано с моих слов и мне прочитано, в чём и подписуюсь. Сергей Есенин».
К протоколу была сделана приписка: «Личность С. А. Есенина удостоверена помощником секретаря газеты „Беднота“ т. Бениславской».
После составления протокола Есенин подписал обязательство о невыезде из Москвы до… суда и только тогда был отпущен.