Есенин в быту

В Москве-столице Есенин жил в 1918–1925 годах. И все эти годы он был тесно связан с её главной улицей – Тверской. Сергей Александрович обитал здесь в двух гостиницах. Постоянно посещал литературное кафе «Домино» и «Стойло Пегаса». Последним даже владел на паях с Мариенгофом, бывал в различных учреждениях, расположенных на Тверской. Невольно выходил на неё с Тверского и Страстного бульваров, из Богословского и Брюсовского переулков, с Б. Никитской и других улиц города. Неслучайно в стихотворении «Я обманывать себя не стану» он писал:

Я московский озорной гуляка.
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою лёгкую походку.

Кафе «Домино». Кафе занимало два зала, которые разделяла арка. Молодой художник Юрий Анненков расписал стены первого зала под гротеск и лубок. Рядом с аркой красовались латаные штаны председателя Союза поэтов Василия Каменского. Под этим «шедевром» большими буквами были выведены строки из его поэмы «Стенька Разин»:

Будем помнить Стеньку,
Мы от Стеньки, Стеньки кость.
И пока горяч – кистень куй,
Чтоб звенела молодость!!!

Гротесковые рисунки на стенах иллюстрировали четверостишия А. Блока, А. Белого, В. Брюсова и имажинистов. Под красной лодкой были крупно выведены строки Есенина из стихотворения «Кобыльи корабли»:

Вёслами отрубленных рук

Вы гребётесь в страну грядущего.

Первый зал кафе предназначался для рядовых посетителей; в нём находилась эстрада, с которой мог выступить любой желающий. Второй зал отводился для поэтов и их гостей. Кафе было открыто до двух часов ночи. Это служило большой приманкой для спекулянтов и лиц неопределённых профессий, но денежных. Те и другие много ели и пили. Их дамы, подцепленные на Тверской, денег клиентов не жалели. Поэты сидели за полупустыми столами и жарко спорили.

«Бледные и дурно одетые, – вспоминал современник, – они вели бесконечные споры, кто из них гениальнее. Несмотря на жалкий вид, они сохранили ещё прежние привычки и церемонно целовали руки у своих жалких подруг. Стихи, звуки – они всё любили до глупости».

В кафе царил Есенин. Поэт В. Т. Кириллов писал о его выступлениях:

«Вот он на эстраде. Такой же, как и при первой встрече: вихрастые волосы, светлые и пушистые, будто хорошо расчёсанный лён, голубые с весёлым огоньком глаза. Одет хорошо и тщательно. Читает мастерски, с налётом как бы колдовства или заклинания. Характерно выкидывает руку вперёд, словно сообщаясь ею со слушателями. Стихи производят сильное впечатление, ему горячо и дружно рукоплещут. Сходит с эстрады как бы довольный успехом. Кто-то знакомит меня с ним.

– Владимир Кириллов? Как же, знаю, читал…

Садимся за столик и разговариваем весело и непринуждённо, словно давние друзья. Вспомнили о поэте Клюеве, нашем общем знакомом и друге. Есенин рассказал о некоторых встречах с Клюевым. Долго и весело смеялись. Я сказал Есенину:

– Мне кажется, что Клюев оказал на тебя некоторое влияние?

– Может быть, вначале, а теперь я далёк от него – он весь в прошлом.

Другой раз, придя в кафе, я увидел Есенина выступающим на эстраде вместе с Мариенгофом и Шершеневичем. Они втроём (коллективная декламация) читали нечто вроде гимна имажинистов. Читали с жаром и пафосом, как бы бросая кому-то вызов. Я запомнил строчки из этого гимна:

Три знаменитых поэта
Бьют в тарелки лун…

Было обидно за Есенина: зачем ему эта реклама?

Хорошо помню Есенина в пору его увлечения имажинизмом. Имажинизм в то время расцветал тепличным, но довольно пышным цветком. Десятки поэтов и поэтесс были увлечены этим модным направлением. Есенин с видом молодого пророка горячо и вдохновенно доказывал мне незыблемость и вечность теоретических основ имажинизма.

– Ты понимаешь, какая великая вещь и-мажи-низм! Слова стёрлись, как старые монеты, они потеряли свою первородную поэтическую силу. Создавать новые слова мы не можем. Словотворчество и заумный язык – это чепуха. Но мы нашли способ оживить мёртвые слова, заключая их в яркие поэтические образы. Это создали мы, имажинисты. Мы изобретатели нового. Если ты не пойдёшь с нами – крышка, деваться некуда.

Я оставался равнодушен к его проповеди».

Поэт И. В. Грузинов вошёл в группу имажинистов и пытался выступать её теоретиком. Это сблизило его с Есениным. Сохранились записи Ивана Васильевича о его встречах с Сергеем Александровичем. Приводим две из них, относящиеся к 1919 году.

«„Домино“. Комната правления Союза поэтов. Зимние сумерки. Густой табачный дым. Комната правления по соседству с кухней. Из кухни веет теплынью, доносятся запахи яств. Время военного коммунизма: пища и тепло приятны несказанно.

Беседуем с Есениным о литературе.

– Знаешь ли, – между прочим сказал Есенин, – я очень люблю Гебеля. Гебель оказал на меня большое влияние. Знаешь? Немецкий народный поэт…