17 марта все члены Боевой Организации в Петербурге, а также многие лица, с которыми они просто хоть раз разговаривали, были арестованы. Всю ночь в главном городе империи шли десятки обысков. У Леонтьевой нашли бомбы, гремучий студень, динамит, порох, запалы, и она гордо объявила себя членом Боевой Организации партии социалистов-революционеров. У нее в квартире в хитроумном тайнике охранники обнаружили два десятка чистых паспортных бланков, пятнадцать паспортных книжек, три фальшивых паспорта, множество нелегальной литературы и квитанцию на банковскую ячейку в московский банкирский дом братьев Джамгаровых. В Москве ячейку тут же обыскали и нашли в ней шесть бомб, шесть запалов и ведро гремучего студня.
При аресте оказал сопротивление сын полковника Трофимова, которого жандармы смогли взять только тогда, когда у него кончились патроны. Он также назвал себя членом Боевой Организации. В четыре часа утра полицейские пришли к Ивановской:
«Когда Петербург окутывается мраком, в незапертую дверь ко мне постучались, и в один миг комната наполнилась шумной ордой, начавшей беспорядочно метаться по моей маленькой комнате, подобно спущенным голодным псам, все нюхавшей, всюду совавшей свои грязные лапы. В жизни мне не приходилось встречать людей, кто бы ни ощущал к процессу обыска и обшаривания, и к исполнителям этой гнуснейшей работы неимоверной гадливости. В помещении ничего преступного не оказалось. Часа через два меня везли уже в карете в узилище».
Из всего петербургского отряда в несколько десятков боевиков на свободе смогла остаться только Дора Бриллиант, незадолго до этого приехавшая из Москвы помогать товарищам. Официальные газеты от своего большого ума назвали революционно-полицейскую ночь «Мукденом русской революции», наивно думая, что самодержавие, наконец, победило. Департамент полиции передал в прессу списки арестованных, в которых Ивановская, взятая с чужим, но настоящим паспортом, была названа по своей реальной фамилии. В этот же день в партии эсеров поняли, что у них имеется серьезный провокатор и он находится в самом центре эсеровской борьбы. Делом нескольких дней для Центрального Комитета было обнаружить Татарова. Сановники и жандармско-полицейские генералы напрасно радовались своей пирровой победе. Террористы Боевой Организации, готовые навеки сгинуть в петропавловско-шлиссельбургских казематах, попали в них только на полгода и в октябре 1905 года уже вышли на свободу, потому что двери их тюрем пинком открыла русская революция, которую наряду с большевиками и меньшевиками Российской социал-демократической рабочей партии готовила и партия социалистов-революционеров. В ночь на 17 марта 1905 года совершенно напрасно радовались всякие и разные имперские столпы самодержавия, потому что совсем через немного дней начался их массовый отстрел. Эхо московского взрыва 4 февраля 1905 года вовсю гуляло по громадной державе. Уже не две тысячи социалистов-революционеров, а семьдесят тысяч эсеров атаковали самодержавие летом 1905 года. Давай, империя, арестовывай революцию. Кажется, у тебя что-то не получается? Кто бы мог подумать? Нечем думать? Ну тогда извини и прощай.
В начале 1905 года центром подготовки революции стала Москва. Сорокавосьмилетний великий князь Сергей Александрович, четвертый сын взорванного императора Александра II, участвовал в русско-турецкой войне 1877–1878 годов, командовал лейб-гвардии Преображенским полком, с февраля 1891 года стал московским генерал-губернатором и командующим Московского военного округа. Революционеры называли его революционно-черносотенным фанатиком и главой реакционной придворной партии. Сергей Александрович, женатый на сестре императрицы, оказывал сильное влияние на своего племянника-императора, особенно на внутреннюю политику империи. Когда революционеры активизировались, Сергей Александрович, как почти и все представители правящего дома, не любившие ежедневной практической работы, пожелал оставить пост московского генерал-губернатора, назначив вместо себя своего помощника Булыгина, но военным округом управлять продолжал. Великий князь являлся почти главным столпом самодержавия и решение эсеров его взорвать было безошибочным. Прибывшие в Москву с полной свободой действий Савинков, Каляев, Моисеенко, Куликовский и Бриллиант, чтобы не попасть под наблюдение охранного отделения, стали действовать автономно, не контактируя с местным эсеровским комитетом. Это было правильное решение.