Департамент полиции в средствах на охрану отказал и лишь порекомендовал усилить агентурное освещение, разъяснив, что в нем вся сила. Директор Макаров вторично открыл Америку. Наша агитация против убийства и филерство на Печерске сделали свое дело. Те, кого подговаривал Боришанский, не согласились идти на убийство, отказался от него и сам Боришанский».
Азеф перевел Боришанского в Петербург, в отряд Швейцера, готовивший убийства Великого князя Владимира Александровича и Трепова. Поведение киевской охранки трудно объяснимо с точки зрения здравого смысла, но совершенно понятно, если смотреть со стороны его выгоды. Спиридович с помощью провокации легко мог арестовать всех киевских эсеров и очистить город от самых опасных для самодержавия революционеров-террористов. То, что улик не хватало, монархию не волновало со времен Павла I и по административной ссылке в Сибирь ежегодно отправлялись сотни и тысячи людей. Просто, если бы Спиридович арестовал всех эсеров сразу, он и награду бы получил одну, а потом жди год, когда Центральный Комитет восстановит свою киевскую группу. Охранке было выгодно арестовывать революционеров несколько раз в год, чтобы несколько раз в год получать чины, премии и ордена. То, что революционеры подтачивали устои империи, полицию интересовало лишь с точки зрения получения прибыли. Арест представителя эсеровского Центрального Комитета по каким-то причинам не заинтересовал Спиридовича, возможно он хотел дождаться более крупной революционной фигуры. Спиридович любил революционный размах, и за позднейшее липовое покушение на Николая II получил вне очереди полковника, а его подельник и по совместительству начальник Петербургского охранного отделения полковник Герасимов – даже генерала. Впрочем, активно приближали кровавую революцию все охранные отделения и жандармские управления империи. В конце апреля 1905 года киевская охранка арестовала на квартире студента Политехнического института Константина Скляренко «мастерскую взрывчатых снарядов» и, само собой, было награждено.
В Петербурге эсеровскому боевому отряду было также очень сложно работать. Двадцатипятилетний Михаил Швейцер, сын смоленского купца, входивший в тройку руководителей Боевой Организации, вскоре после приезда нарвался на провокатора, местного эсера Табарова, агента Центрального Комитета, пользовавшегося его полным доверием. Михаил Швейцер, он же Артур – генри Мак-Кулон, он же «Павел», мастер-взрывник с холодным и острым умом даже среди членов Боевой Организации отличался удивительным бесстрашием, особенно в самых опасных ситуациях. Эти черты характера внушали к нему у товарищей по партии «чувство почтительного удивления и нежной бережливости». Работавшая с ним в Петербурге П. Ивановская вспоминала: «Красивая, английского типа наружность, чистое безусое лицо, ясные синие детской чистоты глаза, сильно молодившие его лицо, разлитая интеллигентность во всех чертах его наружности резко выделяли его везде. Но в его движениях, словах, в манере передавать свою мысль, в обсуждении исполнения работы сразу чувствовался человек большой деловитости и характера. Твердая походка, твердое пожатие руки, спокойная, неторопливая речь, без многословия, глубокая обдуманность в мыслях старили его на много лет. Из немногих слов становилось ясным, что слабость, слюнтяйство он выносил с трудом. Работникам-новичкам его отношения были полны бережности и внимания, но пощады от него было ждать трудно».