Эсеры. Борис Савинков против Империи

Благодаря Татарову выяснилось, что до 1906 года Азеф делал более в пользу революции, чем для полиции. Ему предъявили ультиматум, и он принялся служить верой и правдой. Он стал выдавать все, и конец Азефа как агента был не за горами. Услуги, оказанные Азефом в 1906–1908 годах отличаются нечеловеческой жестокостью. В числе арестованных по его выдачам, были люди им же завербованные в Боевую Организацию, в том числе девушки, совсем еще юные. Он знал, что их ждем смертная казнь, и сознательно толкал молодых энтузиастов на дорогу к эшафоту. Раньше Азеф спокойно смотрел, как от рук, им направленных, падали столпы самодержавия. Теперь же он любовался на качавшиеся в петлях трупы своих товарищей. Правой рукой он служил полиции, левой помогал революционерам и обеими забирал обильную мзду там и здесь. Страдало ли при этом самодержавие или терпела революция – ему было совершенно безразлично.

Азеф обещал то, что сам находил нужным сообщить. Он делал так, как хотел. Медников говорил, что он прохвост, Зубатов называл его сукиным сыном, Ратаев – мошенником, а позднее и «зверем». И все они жали ему руку, ловили его каждое слово. Он был для них незаменим.

Мне известно, что Герасимов обещал Азефу пять тысяч рублей пенсии, если он предупредить покушение на царя. Несомненно, что Азеф мог и организовать такое дело и выдать его, для того, чтобы получить обещанную мзду, организовать покушение, что бы его выдать. Суть азефщины – для того, чтобы иметь возможность предупреждать преступления – надо и можно совершать их.

Русское революционное движение имело свои теневые стороны. Наряду с идеалистическими устремлениями, самопожертвованием, иногда доходившим до геройства, выступали и малодушие и эгоизм и предательство, иногда бессознательное, чаще – злостное.

Корысть была главной причиной, толкавшей на провокацию. Нужда, легкость наживы, иногда желание пожить всласть, чаще всего приводили в стены охранок людей, потерявших совесть. Предателей, которые отказывались бы от вознаграждения, я не знаю. Точно так же мне известны агенты охраны, которые служили бы ей по идейным причинам.

Второй побудительной причиной измены и предательства было малодушие, боязнь ответственности, страх за будущее. Измученные в тюремных одиночках тоской по воле, запуганные на допросах жандармами, многие, чтобы скорее добиться свободы, не только выдавали товарищей по делу, но соглашались выдавать их и потом, в качестве «сотрудников охраны». Меняли они при этом свои убеждения? Нисколько, они просто спасали свою шкуру.

Были, наконец, предатели, которые руководствовались узколичными побуждениями, чувством мести, даже ревности.

Кроме жалких сребреников, которые скупо выплачивали им охранники, за редким исключением, предатели никакой особой выгоды не имели. Надежды некоторых из них сделать себе карьеру оставались тщетными. Из моря предателей на административном поприще выдвинулись очень немногие. Но сколько предателей пострадали от руки революционной Немезиды! Некоторые находят эти расправы без суда, без разбирательства и всегда с применением высшей меры наказания несправедливыми и жестокими. Но что не могли делать со своими злейшими врагами революционеры, в условиях своего нелегального существования, при отсутствии нормального судебного аппарата? Устранение предателя являлось единственным действительным средством сделать его безопасным для организации, так как провокаторы, проваливаясь в одном месте, переселялись в другое и продолжали там свою разрушительную работу. Правда, ошибки революционной юстиции были весьма редки.

Было очевидно, что корабль старой бюрократии тонет, но на помощь к ней спешили только люди отжившие и ничтожные, нечестные, бездарные и некультурные. Это результат естественного отбора, так как самодержавие уже многие десятилетия отметало от общественной и государственной деятельности все наиболее добросовестное, искреннее, талантливое, губило в тюрьмах, ссылках и каторгах бесчисленное множество молодых сил».