Необходимо решительно и окончательно разорвать со всеми мещанскими идеями и теориями, с идеями старого русского крестьянского социализма вообще, потому что они так выдохлись, что потеряли всякую цельную теоретическую основу, опустившись до жалкого эклектизма, до самой дюжинной культурническо-оппортунической программы».
Посчитав, что с такой аргументацией они разгромили эсеровские теории, большевистские идеологи на всякий случай объявили Чернышевского меньшевиком, а Желябова большевиком, потом все пересмотрели и объявили, что все оппозиционеры, или те совершенно не виновные ни в какой политической деятельности граждане, они же обычные люди, связывавшие большевизм с народниками и их наследниками эсерами, совершали антипартийные вылазки:
«Злейшие враги народа, партии и Советской власти, правотроцкистские реставраторы капитализма, фашистско-националистические организации, вступившие на путь измены и предательства родины, эти презренные банды заимствовали из арсенала народничества террористические и заговорщицкие средства и методы борьбы, использовали индивидуальный террор в контрреволюционных целях. Агенты фашизма, презренные предатели родины, потеряв всякую почву под ногами, не имея ни какой поддержки трудящихся масс, объединились в единую банду шпионов, диверсантов и убийц, поставив своей целью свержение Советской власти и реставрацию капитализма. Жалкие эпигоны народничества, именовавшиеся социалистами-революционерами, разгромленные партией Ленина-Сталина в ходе борьбы за утверждение диктатуры пролетариата и построения социалистического общества, закончили свой бесславный путь в поганой яме контрреволюции, и сошли с исторической сцены».
Точно такие же слова, но не огульно, а заслуженно, верные ленинцы могли бы сказать о себе в 1991 году, когда позорно и кроваво, навалив горы и горы трупов, закончили свой путь в поганой яме истории. Дорога в никуда для них шла и через июль 1918 года.
Конфликт-восстание левых эсеров и большевиков, вызванный комбедами и Брестским миром, продолжался в Москве два дня, 6–7 июля 1918 года, во время заседания V Съезда Советов. Поняв, что на съезде, где преобладали большевики, не пройдет ни одна левоэсеровская резолюция, товарищи Марии Спиридоновой их центрального телеграфа отправили по России воззвание с призывом их поддержать. Это было квалифицировано большевиками, как захват телефонной и телеграфной станций. То ли эсер, то ли большевик Яков Блюмкин неизвестно по чьему приказу обманом проник в немецкое посольство и застрелил германского посла Мирбаха. Большевики квалифицировали это как провоцирование новой войны с Германией, которая, впрочем, не началась. По приказу Ленина, все руководство партии левых эсеров, находившееся на Съезде, было арестовано, а контролировавшиеся ними войска были расстреляны орудийным огнем интербригад, в основном латышей, так как другие воинские части убивать товарищей не стали. Все руководство левых эсеров судили, приписали им организацию восстаний почти в тридцати городах, во главе, конечно, с Борисом Савинковым, действовавшим по заданию, естественно, интервентов. Впоследствии, видный большевик В.Д.Бонч-Бруевич написал, постоянно проговариваясь как большевики представляли себе Левоэсеровский мятеж:
«Левые эсера на Съезде Советов, точно сорвавшись с резьбы, метались за кулисами сцены Большого театра, были нервно настроены и доходили почти до истерики. Левый эсер Камков, взял слово и стал, подобно расквасившееся истеричке, изрыгать бессмысленные ругательства по адресу немцев. Атмосфера за кулисами до того нагрелась, что каждую минуту можно было ожидать схватки (эсеров было в десять раз меньше большевиков – авт.). Эсеры, не стесняясь, ругательски ругали Советскую власть и ее представителей, и коммунистическую партию. Наши рабочие, в свою очередь, крыли эсеров, отмечая их авантюризм, словоизвержение, фразерство и мелкобуржуазные стремления.
Я обратился к Ленину, тот написал записку Спиридоновой, которая, жеманно улыбаясь, пошла за кулисы, долго там вела разговоры, и часть шумевших, с ругательствами по адресу большевиков, ушла из театра. В воздухе пахло порохом, возбужденность царила всюду, конфликт назревал.
Эсеры, конечно, просчитались и понесли возмездие в недалеком будущем. Мы тот час привели Кремль в боевое положение, везде усилили охрану, проверку пропусков, назначили две тройки коммунистов из гарнизона и членов ВЧК, которым поручили проверить всех жителей Кремля по их партийной принадлежности. В гарнизоне оказалась небольшая группа левых эсеров. Мы их интернировали внутри Кремля и установили за ними надзор.
Я тот час же телефонировал Подвойскому о желании Владимира Ильича, чтобы войска Московского гарнизона были бы наготове, и просил выслать по городу патрули и немедленно организовать разведку, хорошенько прощупав настроение красноармейцев.