Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

— Ваше превосходительство, с этим самым Наумовым я познакомился на почте, когда ходил письмо для родителей в ящик бросать. Он стал меня сначала про службу спрашивать, про родителей, одним словом — подольщаться. Пойдем, говорит, в трактир, пропустим по чарочке, покалякаем за жизнь, потому как нынче я при деньгах. Отвечаю: «Не выпить за чужой счет, так совесть до смерти замучит», — а сам понимаю, что дело нечисто. Выпили. Он и начал политику подводить. Дескать, скоро революция, кто желает отличиться, тому при новой власти большие чины и деньги будут. Я спрашиваю: «Что, к примеру, я должон сделать?» Вот, говорит, возьми книжечки и листовочки, в которых вся правда изъяснена. Ты, говорит, потихоньку товарищам своим разложи в спальне, и пусть они постигают, а тебе, держи, за то денежное довольствие — пять рублей. Взял я пятерку и эту упаковку да прямиком к командиру своему, полковнику Трубецкому. Он обругал меня и в печку швырнул всю пропаганду. Говорит: «Ешь пирог с грибами, держи язык за зубами!» А уж потом Наумов и его приятель-моряк, назвался Борисом Николаевичем, стали сызнова ко мне подольщаться. Тут мой полковник рассвирепел и доложил жандармскому полковнику господину Спиридовичу. Тот приказал: «Общайся и на все соглашайся, а мне каждый раз в подробностях докладывай!» Нынче вот Борис Николаевич интересуется: «Всех ли казаков царь в лицо помнит? Можно ли постороннему человеку в кабинет царя проникнуть? Возможно ли чужаку подойти к царю, когда он в парке гуляет? Можно ли мину заложить под комнатами царя?» Я ответил, что в конвое сто казаков, разве можно всех упомнить? Постороннему проникнуть в кабинет к царю можно, коли он в казачьей форме. В Царскосельском парке государь всегда гуляет один, а охрана поодаль держится, чтобы от мыслей не отвлекать. А если мину подложить, так кабинет государя находится в бельэтаже, под которым много комнат, и проникнуть туда есть возможность. Тогда Наумов сказал: «На, держи червонец и сделай план Александровского дворца с коридорами, подвалами и погребами. И твое имя покроется славою, как Ивана Сусанина! А если хочешь капитал срубить — триста рублей, так мы тебе мину предназначим, и ты сразу иди во дворец и под кабинетом установи!» Вот, ваше превосходительство, такие прощелыги! Они меня в субботу будут после обеда ждать у почты. Как прикажете действовать?

— На все соглашайся, деньги вперед бери — тебе пригодятся, только мину не тащи во дворец — мы сами к тебе подойдем и все в лучшем виде оформим.

Торжество справедливости

За всеми покусителями установили круглосуточное наблюдение. В ближайшую субботу Наумов и Никитенко передали Ратимову корзину, в которой сверху лежали яблоки, а под ними — мощная мина с часовым механизмом. Она должна была сработать через два часа. Взорвись мина под кабинетом государя, и все крыло дворца было бы разнесено в пыль.

Злодеи были арестованы. Кроме Наумова и Никитенко в Кресты привезли еще семнадцать зловредных персон. Был громкий судебный процесс. Морской Никитенко и почтовый Наумов были повешены в Шлиссельбурге 3 сентября 1907 года. Остальных отправили на каторгу. Справедливость восторжествовала.

И тут же произошло политическое убийство: в октябре террористка Рогозникова убила начальника тюремного управления Максимовского, который много старался для облегчения жизни заключенных.

Азеф в полной мере владел информацией. Он с точностью установил, что уже вовсю готовятся убийства великого князя Николая Николаевича и министра юстиции Щегловитова. Более того, некий латыш по фамилии Трауберг, по кличке Карл, носится с планами взрыва Государственного совета.

Однако Азеф вдруг стал скрытным, очевидно, предчувствовал свой провал. Но в одном из разговоров с Герасимовым он все же называл имя Анны Распутиной. Еще раз можно было убедиться, что имя — не пустой звук для охранки. Зная имя, можно раскрыть крупное преступление.

* * *

После длительной прослежки, после тщательного анализа агентурных и оперативных сведений 20 февраля 1908 года были арестованы девять злодеев. При обыске обнаружили план зала заседания Государственного совета и полицейские мундиры, в которых злоумышленники должны были проникнуть на заседание и устроить массовое побоище руководителей империи.

Семь террористов — Анна Распутина, Синегуб, астроном Всеволод Лебединцев, двадцатидвухлетняя выпускница привилегированного Елизаветинского института благородных девиц Лидия Стуре и другие — были повешены. По словам очевидца — прокурора, они вели себя поразительно спокойно, в полной уверенности, что погибают за доброе дело. Лебединцев еще накануне ареста цинично писал: «О, как я ненавижу эту расу нормальных людей!» Азеф по своим соображениям отказывался принять в боевой отряд дворянку-красавицу Стуре. Она признавалась: «Я испытываю несказанные муки оттого, что не могу погибнуть за дело революции. Если ничего не изменится, я наложу на себя руки!»

Их повесили в поселке Лисий Хвост под Петербургом на берегу Финского залива.