Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Понятно, что Бурцев с добытыми сведениями побежал к эсерам. С разоблачителем общался Борис Савинков, который хотя и принял сторону Азефа и всячески его защищал, однако невольно вспомнилась анонимка, пришедшая в штаб эсеров в пятом году. Как выяснилось, доброжелателем оказался… начальник Петербургского охранного отделения полковник Кременецкий. Полковника задело, что в Петербурге были проведены аресты террористов без его участия. И награды, в том числе денежные, выпали не на его долю, а на долю Рачковского. Кременецкий назвал имена «провокаторов», которые помогли осуществить поимку террористов, — Азефа и Татарова. Последнему это стоило жизни, но авторитет Азефа был столь велик, что на него не пало и тени подозрения.

Но теперь все переменилось. Над его головой нависла смертельная угроза.

И тут случилось нечто такое, что, казалось, окончательно добьет великого агента.

Часть 12. Шимпанзе в трусиках

Несчастный случай

Любитель кино

Читателю памятно имя юного эсера Карповича, убийцы министра народного просвещения Боголепова. Это злодейство почему-то многих привело в восторг. И вот этот Карпович бежал из Сибири и теперь с паспортом шведского подданного Свенсона проживал в петербургской квартире Азефа. Был он чем-то вроде его денщика, Азеф к нему привязался и искал случая, чтобы переправить молодого убийцу за границу.

Карпович обжился и в Петербурге уже чувствовал себя в полной безопасности. И был прав, поскольку Азеф известил охранное отделение, которое не смело посягать на протеже Азефа. Более того, Азеф решил заручиться поддержкой Герасимова. Сказал:

— Мне Карпович как сын родной, замечательный молодой человек!

Начальник Петербургской охранки усмехнулся:

— Да, самый лучший из беглых каторжников! — и тут же успокоил Азефа: — Ваш Карпович в полной безопасности. Мы его сняли с розыска. Более того, мы поможем убийце министра Боголепова убраться куда-нибудь подальше. Лучше всего пусть уплывет в Америку и тихо сидит там, нам спокойнее будет.

Вот почему, с разрешения Азефа, Карпович стал спокойно расхаживать по улицам, делал покупки в магазинах, посещал кинематограф и полюбившийся ему публичный дом мадам Ренье. Партийное руководство ставило в заслугу Азефу риск, которому он себя подвергал, привечая беглого каторжника.

Документы Карповичу для отплытия в Америку в Департаменте полиции подготовили, была оплачена каюта первого класса, и дело оставалось за фальшивым паспортом на имя российского подданного Иванова, который не сегодня завтра должны были оформить в охранке. До отплытия парохода «Цесаревич Алексей» оставалось пять дней.

Апрельским утром Азеф собрался на три дня съездить в Иматру, а Карпович сказал:

— Иван Николаевич, пожалуй, я напоследок посещу кинематограф «Аквариум», там лента идет «Последняя страсть Соньки Золотой Ручки».

— Сходи, дружок! И даже можешь посетить заведение мадам Ренье, там свежие девчата поступили. Держи пятьдесят целковых, побалуй себя! В Америке небось публичных домов нет, а если есть, то клиентов обслуживают какие-нибудь шимпанзе в трусиках, хе-хе. — По-отцовски поцеловал в щеку. — Счастья тебе, дружок! Я буду скучать без тебя. Впрочем, я чертовски устал от революционных морд, скоро все брошу и прикачу к тебе. Станем плантаторами. Негры будут обрабатывать, а мы их плетками подгонять. Не зря в дни ушедшей молодости у меня была такая партийная кличка — Плантатор.

По расчетам Азефа, разоблачение и неизбежная кара делались все более угрожающими. Он понимал: надо бежать — стремительно, с чужим паспортом. Вот почему Азеф ста рался теперь вести безукоризненный образ жизни, боясь замараться в каких-либо политических интригах.

И тут великого афериста, подвигам которого позавидовал бы его литературный наследник — Остап Бендер, поджидал удар — тяжелый и нежданный, едва не ставший роковым.

Бдительный Фроленко

Бывший унтер-офицер Кексгольмского полка Максим Фроленко служил в охранке уже третий месяц. Был он младшим филером, работу свою любил и гордился ею. У него была замечательная зрительная память, за что его однажды удостоил похвалы и даже изволил руку пожать суровый начальник — Евстратий Павлович Медников.

В тот апрельский день Фроленко был свободен от службы. Помахивая тросточкой, нахально подмигивая попадавшимся навстречу девицам простого звания, он шел по Невскому проспекту без всяких дел, а только моциона ради. По успевшей выработаться профессиональной привычке он разглядывал попадавшиеся лица: не попадется ли кто из альбома «Разыскиваемые преступники»? Мечта, конечно, была наивной и появилась исключительно по причине служебного рвения.