Еще один день

Ненадолго оставив меня, он вернулся с двумя бутылками водки и рюмками. А совершив повторный рейс, принес две кружки пива и тарелку сморщенных соленых огурцов.

Разлил по первой.

— Ну, — поднял рюмку Сомов, — за встречу!

— Чтоб не последняя, — подхватил я.

К четырем часам утра Сомов вырубился за столиком. Я пытался привести его в чувство, но ничего не получалось. Покачиваясь, подошел к бармену и попросил вызвать такси. Он принялся накручивать диск допотопного телефона. Я вернулся за столик и из горла допил остатки водки. Дабы зря не пропадала.

С трудом дотащив Колю до машины, я пробормотал свой адрес усатому водителю в пошлой кожаной кепке. Водрузил Сомова на заднее сиденье, а сам плюхнулся рядом с таксистом.

— Двести, — рявкнул усатый, убавив на магнитоле какой-то блатняк.

— Не вопрос, — я протянул деньги, затем повернулся к Николаю и сказал:

— У меня сегодня ночуешь.

Коля заворочался и что- то промычал.

Проснувшись, я глянул на часы. Было половина третьего дня. Из кухни доносился звон кастрюль.

"Странно, — подумал я, — жена — то в командировке".

Любопытство заставило меня подняться с кровати и пройти на кухню. В коридоре едва не наступил на кота.

На кухне я обнаружил две бутылки "Столичной", четыре "Балтийского" пива и Колю, танцующего у газовой плиты в семейных трусах и фартуке. На плите что-то закипало.

— Слухай, — деловито сказал он, — где у тебя крышка от этой кастрюли? Найти не могу.

— В нижнем шкафчике посмотри, — с трудом соображая, хрипло проговорил я и опустился на табурет.

Откупорил бутылку пива, жадно глотнул. Немного полегчало.

— Нашел! — воскликнул Сомов и закрыл кастрюлю.

— Не ори ты, ради бога. И так башка гудит.

— Ладно, не бзди, сейчас подлечимся, — успокоил Коля.

Одну бутылку он убрал в морозилку, другую торжественно выставил на стол.

— Пойду умоюсь пока, — я поднялся и побрел в ванную.

— Ага, давай.

Его энергичность раздражала. Правильно, уже успел опохмелиться. Гад такой.

Взяв кастрюлю прихватками, он подошел к раковине и слил воду.

В ванной, стараясь не смотреться в зеркало, я умылся ледяной водой и прополоскал рот. А когда вернулся на кухню, меня ждала тарелка картошки пюре с отбивным мясом в кляре, стопка водки и охлажденная бутылка пива.

— Садись, — по-хозяйски распорядился Коля и повесил полотенце на спинку стула.

— С опохмелом? — поднял стопку он.

— С опохмелом, — вторил ему я, все еще мучаясь головной болью.

После того как с трапезой было покончено, Коля сгреб тарелки и отправил в раковину. Пуская тонкие струйки дыма, выпили еще по одной.

Кот под столом терся мордочкой о мою ногу.

— Ну-с, какие планы на сегодня? — спросил Коля, — продолжим культурно- развлекательную программу?

— Вообще — то мне на работу завтра, — неуверенно ответил я, чувствуя, что снова начинаю пьянеть.

— Ну ведь завтра — только завтра, сегодня же воскресенье!

Спорить было бессмысленно.

И вновь засверкали стопки. И понесла нас нелегкая в цитадель пьянства и разгула.

— …когда работаешь со словом, — менторским тоном излагал Коля, — привыкаешь не доверять высоким выражениям и красным словцам, а напротив веришь в грубое, жесткое наречие. Тут я солидарен с Хантером Томпсоном, кстати моим коллегой…он же тоже начинал как рядовой журналист… Сказать можно что угодно, важно создать неразрушимый фундамент своих слов! Кто ясно мыслит, тот ясно излагает…

Я только и успевал наливать.

… вот ты говоришь гармония, гармония, — продолжал он, — а я вот по-твоему гармоничный человек, живу ли я в гармонии с миром? Нет, отвечу я тебе. Я в поисках нового образа, новой метафизики, новой жизни, если хочешь… Я не могу понять, как это человек может жить по какому-то клише. Вот составил себе план: карьера, семья, дом, рыбалка и все. Разве это жизнь! Обидно, что с возрастом человек теряет юношеский авантюризм, превращается в социальный автомат. И ты, Саныч, уже не тот. Ты вспомни школу, институт, вот где была жизнь. Короткая, но жизнь! Разве плохо нам было, страдали мы как сейчас?! Один раз ведь живем, елки — палки! Так давайте скинем с себя тяжкие оковы и обратимся к истокам! Будем ходить голыми, никого не стесняясь, и никого не осуждая. Давайте же любить друг друга, в конце — то концов! К чему эти убийства?! Мы давно забыли, что все мы братья, божьи дети. Зачем нам братоубийства?!

На кой нам зависть?! Все в мире условно. Чему завидовать? Все мы равны. Это игра. Но в наше тяжкое время — это игра на выживание…

Когда водка была уничтожена, мы выползли из дома.

Для начала решено было покататься на электричках, и непременно зайцем. Веничку Ерофеева вспомнили. Уж не знаю сколько мы выпили по дороге, помню лишь суровые взгляды контролеров и себя с Колей, удирающих от них сквозь разбитое окно в тамбуре. Запомнилось и название станции, где мы вышли — "Угрюмово". Потом был мутный самогон и бесконечные Колины выкрики: "люди, опомнитесь, хватит поедать друг друга, вернитесь к истокам!"

Затем Коля предложил переместиться в "городской склеп".

В городе он с важным видом произнес:

— Если мы собрались что-то менять, начинать нужно с малого.

И юркнул в подъезд. Я проследовал за ним.