Еще один простак

Я вручил досье Кьюбитту и рассказал ему, как комиссар полиции предлагал мне взятку. Он взглянул на меня с прищуром, кивнул и сказал, чтобы я приехал к нему домой в десять тридцать вечера. К тому времени он успеет проверить мои данные и решить, как наилучшим образом подать материал. Думаю, он сжег досье. Я его больше не видел.

Нина с самого начала знала о расследовании. При одной мысли о том, что я хожу по острию ножа, ее трясло от страха, но она была согласна со мной, что выпал редкий шанс, который нельзя упускать.

Я отправился на встречу с Кьюбиттом незадолго до десяти. Нина проводила меня до автомобиля, и я видел, как она напугана. У меня самого душа была не на месте, но я доверял Кьюбитту. Он жил в Палм-Бэй. На пути к его дому лежал участок дороги с редким движением. Там я и попал в беду.

Полицейская машина на большой скорости поравнялась со мной и ударила в бок. Возможно, замысел состоял в том, чтобы столкнуть мою машину с дороги и сбросить в море, но вышло по-другому. Удар был таким сильным, что полицейскому, который сидел на месте водителя, рулевым колесом продавило грудную клетку. Его напарник отделался легким ушибом. Он и арестовал меня за неосторожную езду. Я понимал, что все это подстроено, но ничего не мог сделать. Спустя пару минут подъехала еще одна машина с двумя полицейскими. За рулем сидел сержант Бэйлисс из отдела по расследованию убийств. Что он там делал, на этой пустынной дороге, никто так и не спросил. Он с ходу принял руководство. Раненого полисмена срочно отправили в госпиталь, а меня повезли в полицию.

Когда мы проезжали по темной безлюдной улице, Бэйлисс неожиданно затормозил и приказал мне выходить. Второй полисмен тоже вышел из машины и сгреб меня сзади в охапку. Бэйлисс достал из «бардачка» бутылку шотландского виски, открыл ее, набрал виски в рот и опрыскал мне лицо и рубашку. Затем снял с пояса дубинку и шарахнул меня по голове.

Я очнулся в камере, и с этого момента все пошло прахом. Раненый полицейский умер. Мне пришили неосторожное убийство и дали четыре года тюрьмы. На суде защитник сражался как лев, но ничего не достиг. Когда он представил доказательства заговора, их тут же отклонили. Кьюбитт показал под присягой, что я не давал ему никакого досье, и он так или иначе собирался от меня избавиться, поскольку я ненадежный репортер, да еще и скрытый пьяница.

Пока я отбывал свой срок, меня не отпускала мысль, каким же я был лопухом. Надо было совсем чокнуться, говорил я себе, чтобы в одиночку воевать с администрацией.

Потом я узнал, что комиссар полиции вынужден был уйти в отставку и что администрация полностью сменилась, но мне это не помогло. После того, как мой защитник намекнул на некоторые факты, было проведено расследование, и чикагская шайка решила обосноваться в другом месте, но это меня не спасло. Мне впаяли четыре года за езду в нетрезвом виде, повлекшую за собой убийство полисмена, и никто ничего не мог поделать.

И вот теперь, после четырех лет тюрьмы, я вышел на свободу. Я был газетчик и не имел никакой другой специальности. Кьюбитт занес меня в черный список, и это означало, что ни одна газета меня не возьмет. Я должен был подыскать себе новое занятие, хотя не имел никакого представления, за что браться. Раньше я хорошо зарабатывал, но всегда много тратил, и того, что осталось у Нины, едва ли могло хватить надолго. В тюрьме из-за собственного упрямства и глупости я мучился мыслями о том, как она живет и что делает, но я сам настоял через своего адвоката, чтобы она мне не писала. Я просто не мог смириться с тем, что ее письма еще до меня будет читать этот разжиревший садист надзиратель.

— Как она живет? Как себя чувствует? — спросил я.

— С ней все в порядке, — сказал Реник. — Ты ведь в этом не сомневался, верно? У нее открылся талант художника. Представь себе, она расписывает керамику и вполне прилично зарабатывает на этом.

Он резко завернул за угол и въехал на улицу, где стоял мой дом.

При виде бунгало у меня комок подступил к горлу. На знакомой улице не было ни души. Дождь лил как из ведра, тяжелые капли с шумом разбивались об асфальт.

Реник затормозил у ворот.

— Ну, до скорого свидания, — сказал он, пожимая мне руку. — Везучий ты, Гарри! Хотел бы я, чтобы меня ждал кто-нибудь вроде Нины!

Я вылез из автомобиля и пошел по знакомой дорожке, ни разу не оглянувшись. Дверь бунгало распахнулась, и я увидел Нину.

II

На седьмой день после выхода из тюрьмы я внезапно проснулся в полседьмого утра. Мне приснилось, будто я снова в камере, и я не сразу сообразил, что нахожусь в своей спальне рядом с Ниной.

Я лежал на спине, уставившись в потолок, и в который раз за эту неделю задавал себе один и тот же вопрос: чем заняться, чтобы зарабатывать на жизнь. Я уже пробовал обращаться в газеты. Как я и ожидал, там мне ничего не светило. Кьюбитт повсюду запустил свои когти. Даже маленькая местная газетенка не рискнула со мной связываться.