Еще один шпион

«Козерог», «Козер». Сколько – шесть лет? Семь? Или все восемь он здесь не был? Видно, лучше было и не приходить сюда, не видеть. Живого ничего не осталось, настоящего ничего. Красное и черное, блестит, сверкает, неоновые трубки какие-то наливаются, моргают... и еще это идиотское чучело на стене. С рогами. Чучело его добило просто. Из динамиков турецкое что-то валит, зурны там всякие, завывания. А еще малолетки, обряженные черт знает во что, будто с массовки из дешевого фильма ужасов – сидят, забились за четырьмя столиками в самом конце зала, делают вид, будто им клёво и все зашибись. Еще пара столиков – случайные посетители лет за тридцать, слегка напряженные такие. Еще бы, ведь на всем остальном пространстве идет зазвонистая гульба в стиле махачкалинской окраины: громкие переговоры через зал, тосты со вставаниями, швыряние тысячерублевок и всякие «ты мнэ паставь этот песня, где такой, знаиш: а-ла-лэ!..» В общем, дым коромыслом и полное игнорирование остальной публики. Да, это были кавказцы. Вполне себе пьющие и курящие кавказцы. И даже ругающиеся на русском матерном жаргоне.

Леший вместе со старшим лейтенантом из патруля (оба в штатском) прошли через зал, уселись за дальний столик, потеснив затянутую в кожу и бархат молодежь. Осмотрелись. Леший вчера, конечно, не успел толком рассмотреть лица нападавших, но память у него цепкая, не подводила еще ни разу.

Ага. Кажется, одного увидел. Пластырь телесного цвета под левым глазом и на носу. И лоб в свежих царапинах. Это его он в асфальт приложил тогда.

– Вон тот мне нужен, – сказал он лейтенанту негромко. – И ты внакладе не останешься. Как минимум, пара «чеков» [32]кокса, кастет, нож, может, и «стволы» окажутся...

Конечно, окажутся... Может, не такие крутые, как конфискованный «Глок», который спрятан в надежном тайнике, что-нибудь рядовое: «Макар», «Тэшка», «Наган»... Эта публика любит железки, особенно стреляющие.

Рейд проходил в рамках оперативно-профилактической операции «Фильтр»: двадцать пять милицейских групп, усиленных бойцами ОМОНа и сотрудниками ФМС [33], список потенциально криминогенных объектов: притоны, гостиницы, общежития, рестораны... Проверка криминогенного элемента, выявление незаконных мигрантов, поиск наркотиков, оружия, взрывчатки...

Первоначально «Козерога» в списке не было, но в результате рапорта Лешего, по звонку Евсеева, ГУВД сформировало двадцать шестую группу, которая сейчас оцепила кафе и ждала сигнала. У черного хода и на погрузочной рампе дежурили сотрудники спецотряда по борьбе с нелегальной миграцией. Улов предстоял богатый.

– Командуй своим, пусть начинают, – оглядев зал, буднично сказал Леший.

Лейтенант кивнул. Отвернулся к стене, бросил в рацию короткое: «Работаем!»

Затем поднялся из-за столика, прошел к бармену, показал удостоверение и приказал выключить магнитофон. Музыка смолкла, взвыв на половине аккорда. И тут же едва наступившую тишину прорезали недовольные вопли.

– Ти чево дэлаешь? Отбить твоя голова хочешь?

– Милиция! – громко рявкнул старлей. Фамилия его была то ли Симонов, то ли Семенов. Нет, все-таки Симонов.

– Всем оставаться на местах! Проверка документов!

И тут же в главную дверь, через черный ход, через кухню ворвались люди в черных милицейских куртках, оранжевых жилетках с надписью «ФМС», омоновском камуфляже и зеленых бронежилетах.

Малолетки чуть из хламид своих расфуфыренных не повыпрыгивали. Кавказия вся молча, по-тараканьи, ломанулась кто куда, сшибая друг друга, сбрасывая на пол пакетики с дурью и всякое железо. Но они натыкались на твердые фигуры бойцов, автоматные стволы и приклады останавливали особо ретивых, некоторые вскрикивали, некоторые падали на пол. Каждый выход, каждая щель были под контролем, никуда не деться, с трех точек велась видеосъемка.

Черно-оранжево-зеленые фигуры действовали четко и слаженно: пресекли попытку к бегству, поставили всех посередине зала с поднятыми руками, шустро собрали выброшенные улики и рассовали по карманам предполагаемых владельцев.

– Э-э-э, то не мое, мамой клянусь!

– Зачэм мне ножик подкидуешь?

Вопли возмущения, клятвы мамами и прочими родственниками, даже слезы на небритых щеках не производили на хмурых, сосредоточенных бойцов никакого впечатления. А угрозы или размахивания кулаками влекли мгновенную реакцию, короткую, быструю и болезненную. ОМОН сортировал задержанных, будто мусор на свалке: наркотики, оружие – в одну сторону, паспортный режим – в другую.

– Майор! Держите красавца своего!

Махнул рукой лейтеха, и уже ведут к Лешему джигита, того самого, заклеенного. Стоит, рожа козлиная, зыркает зло глазами. Пластырь на носу отклеился, колышется от дыхания, напоминает что-то, фильм какой-то смешной. На фильмы у Лешего память хуже, чем на лица.

– Ну что, узнал? – сказал ему Леший.

– Кого узнал? Тебя узнал? Ты кто такой, мать твою? Первый раз ви... Кхе-кхе-кхе...!

Стоящий сзади омоновец ударил его прикладом между лопаток, и возмущенный крик сменился утробным нутряным кашлем.