Еще одна история (СИ)

Из Валмара до них доходили обрывки неприятных слухов. Поговаривали, будто бы нареченная Инголдо сама не захотела торопиться со свадьбой, поскольку, уже будучи помолвлена с Финдарато, увлеклась другим квендэ.

Оснований верить этим слухам не имелось, но представить себе, что дева из ваниар могла обратить внимание и одарить благосклонностью кого-то из тамошних златокудрых красавцев было не трудно.

Много позже, спустя несколько сот лет после Исхода, те слухи получили неожиданное подтверждение. В личных бумагах Амариэ, оставшихся после ее добровольной кончины и ухода ее феа в Чертоги Ожидания, обнаружили письмо-песнь следующего содержания:

Вспоминай обо мне, об изгнаннике,

О миров твоих вечном страннике,

Нежных лилий и роз избраннике,

О жестокой войны посланнике.

Наяву и во сне вспоминай обо мне,

Я приду, стану каплей застывшей на дне.

Ты одна, далеко, словно в сумрачной мгле,

Вспоминай обо мне, не гореть нам в огне.

Что я вижу вокруг? — Только льды в тишине…

Я согреюсь тобой, вспоминай обо мне.

Знаю — ты не забудешь о радостном дне,

Как себя приносили мы в жертву весне.

Наши мысли текли, утопали в вине,

Отражаясь в глазах, словно звезды в волне.

Я прошу, не забудь, вспоминай обо мне…

Formenossё

Ringare 1484 quantien

========== Эпилог ==========

Он вспоминал о ней по дороге в Форменоссэ, когда они торжественно покидали Тирион. Четвертый сын Феанаро во главе колонны, состоявшей из верных ему квенди, завершал шествие. Феанаро, держа перед собой ларец с камнями, выступил со своей свитой в авангарде.

Морьо и Тиаро с отрядом было приказано ехать в хвосте, чтобы в случае, если кто-либо из особенно ярых и воинственно настроенных сторонников дяди Нолмэ захочет атаковать изгнанников, они смогли бы дать наглецам достойный отпор.

Мерно покачиваясь в седле, Карнистиро думал о том, когда теперь увидит ее вновь. Может быть им не суждено будет встретиться? Эру знал, что бы Морифинвэ отдал, чтоб увидеть Нэрвен на прощание, хоть на несколько кратких мгновений.

Жизнь в крепости протекала в сплошной подготовке к скорой войне против всех и вся. Врагами были объявлены Валар, оба дяди, Мелькор. Слуги отца будили их всех за час до того, как набирал силу Тельперион, они шли завтракать. Морьо жевал еду, не чувствуя ее вкуса. Далее начинались каждодневные изнуряющие тренировки с мечами, потом обед, а после него работа в кузнице — они ковали доспехи для себя, уздечки и латы для боевых коней, и, конечно, мечи, много мечей, кинжалов, наконечников для копий и стрел, метательных звездочек… Иногда, уже с началом часа Лаурелина, отец призывал их семерых, валящихся с ног от усталости, к себе в устроенную им отдельную мастерскую, и долго говорил о предательстве дяди Нолмэ, о Черном Враге Мира, о великой судьбе народа нолдор, о его избранности по сравнению с остальными и, разумеется, о своих сильмариллах. Он часто говорил о них, а думал, как подозревал Морьо, непрестанно.

Иногда, в редкие часы отдыха, лежа на по-военному узкой лежанке, в холодной темно-синей полутьме северной крепости, Карнистиро звал в ее осанве, прося «Прикоснись, приласкай…». Он звал ее именно потому, что слишком хорошо знал — она не может слышать его призыва, а даже если бы и могла — не ответила бы. Теперь все они были изгнанниками и считались почти врагами, и строили планы по нападению на Тирион, а значит, никто из них не заслуживал ласки.

С Илиссэ, после случившегося между отцом и дядей Нолмэ и объявлением об изгнании Феанаро на двенадцать лет за пределы столицы, все было кончено. Морьо в этом смысле был даже рад произошедшему скандалу — необходимость последовать за отцом в Северную Крепость стала отличным предлогом, чтобы разорвать окончательно связывавшие их узы.

Убийство деда Финвэ, перед которым в глазах Морьо меркло любое преступление, помрачило сознание всех вокруг. Черный Враг не просто украл отцовы камни, не просто надругался над Блаженными Землями, уничтожив Древа Света, он поднял руку на самого уважаемого и ценимого им квендэ. Он зверски убил его родного деда и Владыку нолдор, который виделся четвертому сыну Феанаро вечным, несгибаемым, неколебимым, поистине бесстрашным и самым благородным существом из живших на земле.

Времени раздумывать не было, слепая ярость, которую он с того момента перестал контролировать, вырвалась наружу, словно игристое вино из откупоренной бутылки. Морью пылал гневом. Он не размышлял о Клятве, просто повторил ее за отцом и считал, что совершает самый правильный поступок в своей жизни. Не медля ни мгновения, он последовал за Феанаро, поведя за собой всех своих многочисленных друзей, что жили в палаточном лагере на севере Тириона.

Они уезжали в Эндорэ. Отец только и говорил, что о мести Моринготто, как теперь звал Мелькора, и возвращении камней. Казалось, он так горит желанием вновь увидеть сильмариллы, почувствовать их в своих ладонях, что готов вылезти из собственного роа.