Еще одна станция

– Правда? – Огаст отдаленно думает о том, как постепенно натыкалась на осознание того, что она бисексуалка, о годах сбивающих с толку влюбленностей, которые она пыталась объяснить. Она не может представить, каково это – всегда знать о себе что-то такое огромное и никогда не ставить это под сомнение.

– Да. Я знал, что я мальчик, и я знал, что моя сестра – девочка, и я знал, что люди, которые жили в нашем доме до нас, развелись, потому что у жены был роман на стороне, – объясняет он. – Я даже не помню, чтобы признавался в своем самоощущении родителям или говорил, что вижу то, чего они не видят. Просто всегда все было так, как было.

– А твоя семья, они?..

– Да, – отвечает Нико. – Они крутые католики.

– Клево, – говорит голос Джейн.

– Очень клево, – соглашается Огаст, вставая и поправляя юбку. Она рада. Она бы ударила ножом любого, кто плохо относился к Нико, даже его родителей. Она тянет его за руку. – Пошли.

– Куда?

– Ты должен быть в моей команде в «катись-взрывай».

Из ниоткуда появляется потрепанное офисное кресло, и Уэс расчерчивает скотчем пол коридора, пока Майла стоит на столе и выкрикивает правила. На кухонном столе появляется ассортимент защитного снаряжения: два велосипедных шлема, сварочные очки Майлы, лыжная экипировка, которая, наверно, принадлежит Уэсу, одинокий наколенник. Огаст вешает лист бумаги на стену и просит Исайю помочь составить турнирную сетку – из двух пьяных мозгов получается один умный мозг – и все готово, кухня расчищена, подбадривающая толпа собрана у противоположных стен, игра начинается.

Огаст надевает шлем, и, когда Нико толкает ее кресло к коридору, она летит и кричит вместе с Джейн, греющей ей карман, без переживаний о том, сломает ли она что-то, единственная мысль в ее голове – это что ей двадцать три года. Ей двадцать три года, и она делает что-то совершенно дурацкое, и ей позволено делать совершенно дурацкие вещи, когда бы она ни захотела, а остальное сейчас не важно. Как она раньше это не поняла?

Оказывается, позволять себе веселиться – весело.

– Откуда постоянно исходит этот бестелесный голос? – говорит Исайя в перерыве между раундами, подкравшись к Огаст. Он надел вместо шлема меховую муфту.

– Это девушка Огаст, – отвечает Уэс слегка заплетающимся языком. – Она призрак.

– О боже, я знал, что здесь обитают призраки, – говорит Исайя. – Стойте, это та со спиритического сеанса? Она?..

В разговор встревает кто-то еще:

– Со спиритического сеанса?

– Призрак? – вклинивается Сара Тонин с верхушки холодильника.

– Она горячая? – спрашивает сестра Исайи.

– Она не моя девушка, – говорит Огаст, отмахиваясь от них. Она показывает на телефон, торчащий из ее переднего кармана. – И она не призрак, она просто на громкой связи.

– Бу, – говорит голос Джейн.

– Она всегда носит одно и то же, – говорит Уэс, возвращая на место кресло, у которого жалобно кренится одно колесико. – Как по мне, это по-призрачному.

– Если я когда-нибудь стану призраком, надеюсь, я смогу выбрать то, что буду проклят носить оставшуюся вечность, – говорит Исайя. – Как думаете, это то, что на тебе надето в момент смерти? Или есть какой-то загробный коллаж «Величайшие хиты», где ты можешь составить свой призрачный драг-образ?

– Если я смогу выбирать, то я хочу носить… – Майла на долгую секунду задумывается. Напиток стекает по ее руке. – Один из тех комбинезонов в конце «Маммы Мии». Я буду преследовать людей, но это всегда будет превращаться в музыкальный номер. Такую атмосферу я хочу привнести в загробную жизнь.

– Парчовый костюм, расстегнутый пиджак, без рубашки, – уверенно говорит Нико.

– Уэс, – кричит ему Майла, пока он забирается в кресло на колесиках, – что бы носил твой призрак?

Он надевает пару лыжных очков.

– Плед-халат, покрытый крошками от креветочных чипсов.

– Совсем как Тайни Тим[25], – замечает Исайя.

– Заткнись и толкни меня, дылда.

Исайя подчиняется, и турнир продолжается, но три раунда спустя он возвращается, улыбаясь широкой улыбкой с очаровательной щелью между двумя передними зубами. Он показывает на телефон Огаст.

– Как ее зовут?

– Джейн, – говорит Огаст.

– Джейн, – повторяет Исайя, наклоняясь к груди Огаст, чтобы крикнуть ей в телефон. – Джейн! Почему ты не на моей вечеринке?

– Потому что она из 1970-х, застрявшая в «Кью», и не может с него сойти, – отвечает Нико.

– Все так, как он сказал, – соглашается Джейн.

Исайя игнорирует их и продолжает кричать в сиськи Огаст.

– Джейн! Вечеринка еще не закончилась! Приходи!

– Боже, я бы с радостью, – говорит Джейн, – я целую вечность не была на хорошей вечеринке. И я почти уверена, что у меня скоро день рождения.

– День рождения? – говорит Исайя. – Ты же устроишь в честь него вечеринку, да? Я хочу прийти.

– Вряд ли, – говорит ему Джейн. – Я как бы… мои друзья как бы недоступны.

– Это такая херня. Боже мой. Нельзя не праздновать свой день рождения. – Исайя откидывается назад и обращается ко всем находящимся на вечеринке: – Эй! Слушайте все! Раз уж это моя вечеринка, я решаю, в честь чего она, и я решил, что это вечеринка в честь дня рождения Джейн!