Джейн пишет ей в тот вечер: «Скучала по тебе сегодня», – и Огаст думает о ее губах и ключицах в лунном свете и
Поэтому она пропускает поезд, и Майла встречается с ней в «Билли», садясь за барную стойку с бургером и продолжая разговор с того места, на котором они закончили.
– Ладно, но почему
– Я думала, мы покончили с твоим отрицанием того, что она хочет съесть шоколадное фондю с твоей задницы, а потом вместе взять ипотеку.
– Нет, я могу поверить в то, что она… что я ей
Майла проглатывает огромный кусок говядины. Не то чтобы Нико заставляет ее есть вегетарианскую еду, просто Майла наслаждается мясом больше, когда Нико не грустит рядом из-за окружающей среды.
– Может, вы должны быть вместе. Любовь с первого взгляда. Так было со мной.
– Я не принимаю это как гипотезу.
– Это потому, что ты Дева.
– По-моему, ты говорила, что девственность – это концепция.
–
Боже, что она помнит? Кроме улыбки, добрых глаз и ауры панк-рокерского ангела-хранителя?
Она пытается вспомнить что-то еще: ободранное колено, то, как она натягивала рукава куртки на ладони, чтобы скрыть царапины, пытаясь не плакать.
– Я пролила кофе себе на сиськи, – говорит Огаст.
– Очень сексуально, – замечает Майла, кивая. – Я понимаю, что она в тебе увидела.
– И она дала мне шарф, чтобы это скрыть.
– Девушка мечты.
– Я помню, что было какое-то статическое электричество, когда я потянулась к шарфу и наши руки соприкоснулись, но на мне была одежда из шерсти, и шарф был шерстяным, и я не обратила на это внимание. Думаешь, это было оно?
Майла размышляет.
– Возможно. Или, возможно, это был побочный эффект. Энергия слетела с катушек. Что-то еще?
– Я тогда шла с работы, и она сказала, что я пахну панкейками.
– О. Хм. – Она выпрямляет скрещенные ноги, упираясь в барную стойку. – Она же работала тут, да?
– Да.
– И у этого места правда есть… очень особенный запах, да?
– Да… – говорит Огаст. – А. А! То есть ты думаешь, что это было чувственное воспоминание? Она узнала «Билли»?
– Запах сильнее всего вызывает воспоминания. Могло так и быть. Возможно, она тогда впервые столкнулась в поезде с тем, что по-настоящему узнала.
– Серьезно? – Огаст поднимает воротник футболки к носу. – Ого, я больше никогда не буду ныть из-за того, что пахну панкейками.
– Знаешь, – говорит Майла, – если мы сможем понять, что случилось, как именно ее энергия привязалась к энергии ветки, и сможем воссоздать событие…
Огаст отпускает воротник.
– Мы сможем все отменить? Так мы поможем ей выбраться?
– Да, – говорит Майла. – Да, думаю, это могло бы сработать.
– И… и она окончательно вернется в 70-е?
Майла думает.
– Наверно, да. Но есть шанс… ну, тут же нет никаких правил. Поэтому кто знает? Возможно, есть шанс, что она может закрепиться прямо здесь, прямо сейчас.
Огаст таращится на нее.
– Типа… насовсем?
– Да, – говорит Майла.
Огаст дает себе пять секунд, чтобы это представить: джинсы Джейн у Огаст в вещах для стирки, поздние ночи и поделенные счета, поцелуи на тротуаре, переслащенный кофе в постель.
Она прогоняет эту мысль, поворачиваясь к кассе.
– Но она вряд ли останется.
В середине дня Огаст наконец-то добирается до «Кью». Она не специально три дня не виделась с Джейн после того, как они занялись сексом, честно, – просто ее затянуло в дело. Это совсем никак не связано с тем, что Джейн по-настоящему ее целовала в идеальный момент в полночь, и Огаст не знает, как относиться к этому в обычный вторник.
По пути на платформу она видит вывеску. То же предупреждение, тот же срок – сентябрь. «Кью» закрывается в сентябре. Она может навсегда потерять Джейн в сентябре. И, даже если она со всем разберется, она наверняка все равно потеряет Джейн, которая вернется в 70-е, в свое время.
Есть это, и есть очень свежее воспоминание о выдохах в небытие на Манхэттенском мосту, и есть идея о том, что то, кем они являются друг другу, делает Джейн настоящей, и есть Огаст, стоящая на платформе, пытающаяся аккуратно рассортировать вещи в отдельные ящики в своем мозгу.
Сегодня многолюдно, но Джейн сидит, втиснутая в конце скамьи между задней стенкой вагона и чьей-то башней покупок из «Икеи».
– Привет, Девушка с Кофе, – говорит Джейн, когда Огаст удается протиснуться мимо пассажиров. Огаст пытается понять ее настрой, но у Джейн обычное веселое выражение лица – как будто она думает о шутке, которую вспомнила частично и которая не относится к кому-то конкретному.