Еще одно убийство...(СИ)

— Мир не замкнут на нас с вами. Да, мы, конечно, тогда все пережили страшные дни, но это ещё не значит, что тот случай сделал нас какими-то особенными, какими-то… — он задумался, переводя глаза с одного на другого. Все молчали, и тогда он продолжил, — необыкновенными, что ли. То, что произошло, не даёт нам права считать себя исключительными. Весь ужас в том, что в этом мире слишком много глупости и жестокости: дети, готовые замучить собаку, воры, которые только и ждут удобного случая, чтобы утащить самое ценное, политики, которые не брезгуют ничем. Это всё жизнь, это всё нормально. Хотя нет, ненормально, это совсем ненормально, но это… — он снова замолчал на пару секунд, вздохнул и совсем тихо сказал, — случается.

Тилль кивнул головой, Оливер посмотрел на него, поднялся на ноги и сказал:

— Брингер умер, и это единственная правда. Это то, что все мы знаем наверняка, а все политики, воры, дети-живодёры и прочие — это лишь наши догадки и домыслы. Я предлагаю всем нам расслабиться и забыть. Пускай полиция делает свою работу, а мы будем делать свою. Давайте, в конце концов, работать! Мы вторую репетицию сидим в студии и болтаем о постороннем.

— Полностью с тобой согласен, — сказал Тилль.

— А с собакой-то что? — Шнайдер перевёл взгляд с Оливера на Пауля.

— Что-что, ничего. Дети убежали, я верёвку отвязал, а пёс тут же кинулся прочь. Надеюсь, эти гады его снова не поймали.

— Я не буду работать, — сказал Флака. Он пересёк студию, подошёл вплотную к Тиллю и совсем тихо добавил. — Не буду.

— Почему? Похмелье замучало, или душевная травма не позволяет? — Рихард усмехнулся и покачал головой.

— А потому, — Лоренц резко повернулся на каблуках и подошёл к Круспе, — потому, что я не могу думать о музыке сейчас, я вообще ни о чём кроме этих убийств думать не могу.

— Пока было только одно убийство, Кристиан, — Тилль положил ручку на стол, поднялся и направился к двери.

— Ты куда? — Шнайдер встревоженно посмотрел на вокалиста.

— Домой, — ответил Тилль, даже не поворачиваясь. — Мне всё это надоело!

Он аккуратно открыл дверь и бесшумно вышел. В студии стало тихо, было слышно, как мерно тикают большие механические часы на стене.

Пауль потянулся, диван под ним тихо скрипнул, он поднялся на ноги и сказал:

— Ну, что же, раз никто работать не хочет, я, пожалуй, тоже пойду домой, у меня дел ещё много.

— Я с тобой, — Оливер пошёл следом за Паулем.

Флака молча проводил ритм-гитариста взглядом, потом тихо выдохнул и вернулся к синтезатору. Рихард и Шнайдер молча смотрели на него.

— Мы вчера ходили в дом к одному человеку, — сказал Лоренц, не поднимая глаз. Он легонько нажал пальцем на клавишу синтезатора, раздался неприятный высокий протяжный звук. Флака убрал палец с клавиши и посмотрел на Круспе. — Он голубой.

— Дом? — уточнил Круспе.

— Нет, — Флаке покачал головой. — Человек — гей. Мы были у него дома.

— Вы, это кто? — Круспе слез с подоконника и уселся на диван.

— Я и он, — Лоренц кивнул головой в сторону Шнайдера.

— И зачем мне эта информация?

— Это не убийца, — сказал Флака и тяжело вздохнул. — Я понятия не имею, кто может желать мне смерти, и я понятия не имею, зачем кому-то понадобилось бить меня и воровать мои вещи, — он немного помолчал и очень тихо добавил. — Бельё.

— Может, на тебя хотят собаку натравить? По запаху? — Шнайдер опёрся руками на подоконник.

Лоренц сглотнул и ничего не ответил.

— Ерунда всё это: геи, воры, собаки, — Рихард поднялся, взял со стола пачку сигарет, закурил и, выдохнув дым в потолок, продолжил. — Есть некая девушка, она пишет статьи в уважаемой газете. Статьи не о моде, нет. О политике, при этом честно пишет и раскрывает многим глаза на то, что творится в клоаках Бундестага. О том, например, что кто-то из политиков предпочитает маленьких девочек, — Рихард замолчал и взглянул на Лоренца. Флака, казалось, не понимал, к чему клонит Рихард. — И вот однажды случается ей собрать настоящий компромат. Несколько фотографий политика в очень интересном месте, в закрытом элитном борделе. И после этого её убивают. И скажи мне, причём здесь какой-то мифический гей, который хочет твоей смерти?

— Ты это сейчас о реальном говорил, или о своих догадках? — Флака поправил очки.

— О реальном, я уже несколько дней копаюсь во всём этом и нарыл много интересного.

— А полиция что на это говорит?

— Полиция пока ничего не знает, но я подумал сейчас, когда вы все здесь ругались, и решил, что завязываю со всем этим расследованием. Тилль правильно говорит, это не моё дело. Хотя мне и хочется, конечно, исполнить последнюю волю Ангелы, да только всё это становится слишком уж… — он на секунду задумался, — серьёзным. Да, серьёзным. Я чувствую запах, и этот запах мне не нравится.

— Дерьмом воняет? — перебил его Шнайдер.

Круспе взглянул на него недовольно, а потом закончил мысль:

— Потому что начинает пахнуть жареным.

— А что за политик? — Шнайдер поднялся, сцепил пальцы в замок и потянулся. В тишине было слышно, как хрустнули его суставы.

— Не важно, один из тех, у кого сейчас предвыборная кампания.

— И когда ты в полицию собираешься?

— Сейчас.