Вспомнилось, как однажды осенью к нему в роту прислали бывшего батальонного комиссара, до войны секретаря райкома партии на Полтавщине. Это был уже седеющий человек, по фамилии Золотько. Черные умные глаза его смотрели настойчиво и задумчиво. В штабе батальона Королеву объяснили, что Золотько был в плену, и дали понять, чтоб позорче присматривал за ним: человек он обиженный, гляди еще, устругнет что-нибудь. Золотько был вначале автоматчиком, затем первым номером на «максиме». Он ничем не выделялся среди солдат. И теперь, когда полк уходил во второй эшелон, во время короткого отдыха от строевых занятий вокруг него всегда собирались бойцы, и он что-нибудь рассказывал им или читал свежие новости. Делал это Золотько не потому, что он, политрук Королев, обязывал его, а просто не мог иначе, потому что агитатор жил у него в крови. В атаку Золотько всегда поднимался первым. Погиб он, прикрывая отход батальона своим пулеметом. Более часа не давал подняться немецкой пехоте и, когда не стало патронов, подорвал пулемет и себя гранатой. Командование полка представило Золотько посмертно к званию Героя.
Несправедливость, жестокость, с какой судил Битюк о людях, взволновали Королева. Он еще долго ходил по городу, пока не вспомнил о просьбе Шугая зайти к Чернобаю, и зашагал к тресту.
Никаких твердых заверений от управляющего трестом насчет лебедки Королев не привез, но зато обрадовал Шугая очередным номером городской газеты «Возрождение». В ней рассказывалось о героическом труде людей, восстанавливающих шахты, заводы, благоустраивающих рабочие поселки. На второй полосе бросался в глаза крупный заголовок: — «Больше воды на-гора!» Королев невольно улыбнулся: когда такое было, чтобы газеты призывали выдавать на-гора не уголь, а воду. Даже стихи были напечатаны о шахтной воде:
На этой же странице подробно рассказывалось о камеронщице горловской шахты «Кочегарка» Пелагее Кравец, которая выдала на-гора 154 «букета» с водой вместо положенных ста двадцати. В газете была помещена и корреспонденция о шахте «Коммунар». В ней говорилось о трудовых победах бригады забойщиц Варвары Быловой. Заметка заканчивалась частушкой:
И стояла подпись «Тимофей».
Шугай прочитал статью и, довольный, медленно разгладил газету рукой. Королев спросил:
— Имя поэта тебе знакомо?
— Неужели Остапа внук?
— Думаю, что он самый. В нашей стенгазете его стихи часто появляются.
— Ну, молодчина, если так! — и, продолжая с удовольствием утюжить ладонью газетный лист, серьезно заключил: — Надо ему сказать, пусть почаще пишет о шахте.
Королев улыбнулся. Похвалы начальник шахты любил. О разговоре с инструктором умолчал, знал, что Шугай все равно не одобрит его спор с начальством.
Королев вывесил газету на уцелевшей створе шахтных ворот. Читал вслух кто-нибудь один, остальные внимательно слушали. Былова обрадовалась статье, но, когда были прочитаны частушки про Петю и Варю, у нее перехватило дыхание. Чувствуя, что краснеет, выбралась из толпы и неожиданно увидела Тимку. Он стоял в окружении забойщиц, видимо, куда-то собрался ехать и приоделся по-праздничному: на темном пиджаке аккуратно лежал отложной воротничок тенниски, брюки строго отглажены. Тимка пятился от наступающих на него забойщиц.
— Да не тулитесь вы, ей-богу, выпачкаете, а мне в райком на актив ехать, — умолял он, — стишки эти совсем не я писал.
— А ты не кройся, парень, — говорила ему пожилая горнячка, — мы ж тебе за это, окромя благодарственного, ничего не скажем.
— Да не я писал, чего пристали, — отбивался Тимка, — и ко всему редакционные секреты разоблачать запрещено, за это может нагореть.
Подошла Былова.
— За брехню, Тимка, редакция тоже небось по головке не погладит.
— За какую брехню? — удивленно посмотрел на нее парень.
— А за такую: какого это ты мне Петю приписал, — едва сдерживаясь от крика, сказала Варя. — Ты что, видал его со мной?..
Тимка рассмеялся:
— Да это выдуманное имя, чудачка. Художественный образ, понимаешь?
— Сам ты образ и наговорщик. Не знала я за тобой такого, — выговорила она с обидой.
— Замужняя ты, что ли? — пряча усмешку, спросил он.
— А если не замужем, так, по-твоему, всякое можно мне приписывать? — опять накинулась на него Варя.
— Тебе кого ни припиши — не пристанет, — сказал Тимка. Женщины посмеялись. — А вообще, Варя, ей-право, имя Петьки я сам придумал. Мог бы и Колей назвать. Я говорю, чтоб вся бригада знала, что никакого Петьки у тебя нет, — обращаясь уже ко всем, серьезно сказал он. И опять с усмешкой: — А знал бы твоего ухажера, непременно в частушку вставил, может, скорее свадьбу сыграли.
Женщины опять посмеялись. А Варя смущенно опустила глаза и отходчиво сказала:
— Ну, поезжай в свой райком, а то опоздаешь, наговорщик.