Еще шла война

— Это не резон, что не курите, — стоял на своем Дудка. — Хотя в теперешнее время некоторые бабы дымят похлеще за мужиков. Может, иные и не курят, не спорю, а табачок и спички, извините, в кармане содержат. А с какой целью, спросите? Отвечаю — для своего любезного дружка. Случалось такое: обшаришь человека, что называется, с головы до пят, все вроде б в порядке, а в шахте табачищем несет. Узнал про такое, прихожу к Шугаю. Разреши, говорю, Николай Архипович, баб наших щупать. А он перекрестил меня шутейно и молвит: опомнись, Прокопий, не опоздал ли ты для такого ответственного дела. Ничего, отвечаю, справлюсь. И рассказал ему про мои подозрения. Выслушал и благословил: валяй, говорит, Прокопий, помогай тебе господь. И что ж вы думаете, того ж дня в вечерней смене обнаружил у одной девицы табачок и спички. Для своего любезного дружка контрабандой пронести хотела. С той поры и щупаю весь ваш род подряд с согласия начальства. И ничего — привыкли. Одним словом, распахивайте свои одежонки, приступим.

Спустя некоторое время у клети стоял сплошной визг и хохот. Входя в клеть, зарумянившаяся молодая женщина пожаловалась:

— Вот дьявол старый, ущипнул-то как. Не иначе, синяк оставил, — и потянулась рукой пониже спины. — А вдруг мужик повернется, что ему скажу…

Шугай ни на минуту не выходил из своего кабинета. Звонил в шахту, узнавал, как идут дела, отвечал на звонки из треста. Он знал, что на многих шахтах проводился день повышенной добычи. Сгорая от нетерпеливого любопытства, Николай Архипович иногда просил, чтобы незаметно подключили его к телефону Чернобая, когда тот разговаривал с какой-нибудь шахтой. И хотя «Коммунар» с первых же часов стал давать высокую добычу, на душе у Шугая не было спокойно. Уж он знал Чернобая. Тот найдет, к чему придраться. Один только раз позвонил управляющий на «Коммунар». Спросил, как идут дела, и когда Шугай назвал ему цифру добычи, Чернобай помолчал, видимо, взвешивая результаты всего треста, потом сказал:

— Неплохо сработали, только не зазнавайся.

— Ясно, Егор Трифонович.

— И вот еще что имей в виду: добытый уголь без промедления выдавай на-гора. Тот, который остается в шахте, не в счет.

— Понял, товарищ управляющий, — отвечал Шугай, а про себя думал: «А, дудки, Егор Трифонович. Ты хитер, и я не промах. Все равно весь уголек не получишь сегодня. У меня еще впереди будут несладкие денечки. Небось завтра спросишь: ну, как дела? Ответь тебе, что неважнецки, ястребом накинешься: выходит, штурманули без расчета, без соответствующей подготовки, а теперь лихоманка вас бьет. А так я свой запасец приплюсую, и тебе и мне покойно».

Когда в лаве не ладилось — не вовремя подвозили лес, угрожал неожиданный приток воды — Шугаю не терпелось сейчас же спуститься в шахту. Но всякий раз сдерживал себя, понимая, что там он затеряется: займется лавой, упустит другое — транспорт, лесосклад. А отсюда, из кабинета, ему, как на господствующей высотке: где что делается — все видно.

Горный мастер Кузьма Соловьев звонил Шугаю, упрашивал, чтоб разрешил померяться с заброшенным целиком.

— Один, что ли, решил меряться с ним? — недоумевал Шугай.

— Зачем же один, — доносился из трубки хрипловатый удивленный голос, — человек пять боевитых забойщиков при мне. — И называл хорошо известные всей шахте фамилии шахтеров-пенсионеров. — Нудятся, считай, от безделья, канавки чистят да в иных местах в штреке крепь подлечивают. Не ихняя это работа, Николай Архипович. Лучше б, говорят, и в шахту не спущались, дома сидели, чем такой срам терпеть.

— А чем же рубать уголь собираетесь, — интересовался Шугай, — обушки у вас есть?

— Все как есть при обушках, — кричал Соловьев, — что ж то за горняк, если он в шахту без обушка спускается.

Соблазн был велик. Дела в шахте шли любо как хорошо: уголь все прибывал, и страсть как хотелось, чтоб поток его с каждым часом возрастал. Занять в этот день передовое, гвардейское, как любил говорить Чернобай, место в тресте для Шугая было бы исполнением самого заветного желания. Но он не решался отважиться на такой шаг, зная на этот счет мнение Кругловой.

— Ты, Кузьма, у главного проси разрешения, она у вас там хозяйка, ей виднее, — без всякой охоты советовал он и в ответ слышал, как тот недовольно сопел, что-то невнятное бормотал, видимо, ругался. Затем обиженно говорил:

— Измываешься ты над ветеранами, Николай Архипович. Дамочке, выходит, веришь, а мы вроде новички, первый день в шахту опустились…

Когда Соловьев позвонил второй раз, Шугай вспомнил о разговоре с управляющим и, решив, что он может нежданно нагрянуть и на «Коммунар», подогретый успехом, сказал:

— Делай, Кузьма, как считаешь нужным, только учти: ты со мной не разговаривал насчет целика и никаких распоряжений я тебе не давал. Понятно?

— Как ясный день, Николай Архипович, — обрадованно кричал в трубку Соловьев. — Как ясный день…

С того времени вот уже более двух часов не слышал он голоса десятника и никто не докладывал, как идут дела у ветеранов. Не стряслось бы беды…

Узнав, что в целике работает бригада Соловьева, Круглова возмутилась и позвонила Шугаю: