Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели

Целый рабочий день мы с Иваном добросовестно грохотали и хрюкали «Феликсом» по приведенным формулам и замерам. Концы наших пальцев онемели от бесконечных передвижений тугих «пипочек», в ушах стоял белый шум, в глазах – черный туман от чтения полустертых цифр возле прорезей. Итог работы – плачевный: мы обработали меньше сотни замеров из двух десятков тысяч. Нет, такой хоккей нам не нужен…

Решаю уравнение объема конического шестигранника в общем виде и вычисляю два простейших коэффициента. Теперь мы движемся вперед семимильными шагами и за полчаса выполняем работу всего прошлого дня. Такими темпами мы могли бы выполнить все задание за несколько дней. Однако, стахановский прорыв нам совершенно ни к чему: наша задача теперь убивать драгоценное свободное время. Осматриваемся и, разлагаясь морально, начинаем соображать в этом направлении.

За тонкой стенкой, проницаемой для всех звуков, находится плановый отдел. У них плохо работает телефон. Нам слышно, как надрывается начальник отдела, безуспешно вызывая бюро ремонта. Решаем помочь страдальцу. Говорим в телефон «далеким» голосом, чтобы нас не услышали сквозь стену:

– Говорят из бюро ремонта. У вас плохо работает телефон, потому что отсырела ваша пара…

Начальник хочет «показать свою образованность»:

– А почему соседние телефоны хорошо работают? Кабель-то один…

– Сырость заходит в кабель от телефона, – объясняет далекий специалист из бюро. – Вам надо подсушить телефон на электрической плитке…

Плитка стоит для «сугрева» ног под столом у Рэмиры Дубровиной – 30-летней амбициозной дамочки. Правда, «Революция и Электрификация МИРА» в быту откликается на сокращенное имя – «Мира». Мира – невысокая «брУнетка» с темным же пушком над верхней губой и острыми глазками. По ее рассказам, происходила она из старинного французско-еврейского рода Лурье, жила раньше в столице, и в Ленинграде оказалась из-за мужа – преподавателя ВИТКУ. Я привожу эти подробности, поскольку нам придется встречаться с этой дамой вплоть до 21 века, точнее – до 21 февраля 2005 года, когда я увольняюсь из разоренной и обанкроченной «десятки», которая уже несколько лет называется УНР. Днем раньше Мира праздновала там свое восьмидесятилетие, на которое я не пошел, хотя нас осталось в погибшей части только двое из далекого 1956 года… Однако, надо вернуться именно в этот год.

Теперь к ногам Миры, кроме плитки, помещается и телефон. Техническая грамотность доблестного начальника планового отдела – на высоте: телефон помещается не на плитку, а рядом с ней.

Захожу к главмеху Ивану Антоновичу, молодящемуся мужику, недалекому, но, по слухам, весьма женолюбивому:

– Как, у вас телефон еще на столе? Разве вы не знаете, что для усиления режима секретности теперь телефоны надо ставить под стол?

Иван Антонович недоверчиво расспрашивает, когда и кто отдал такой приказ. Я подробно знакомлю его со шпионскими методами подслушивания настольных телефонов, затем добавляю:

– Да вы зайдите в плановый к Наумкину, он уже все сделал, как надо…

Иван Антонович, полный сомнений, движется в плановый. Иван в это время «организует» туда звонок. Главмех воочию видит, как вскакивает Мира и ныряет под стол к телефону.

– Что, под столом секретности больше? – ошарашен главмех.

– А мы так просушиваем свою пару в кабеле, – объясняет ему Наумкин. Иван Антонович уходит совсем задумчивый: с кем же теперь надо бороться – со шпионами или сыростью?.

Приходит и наш черед удивляться: через день сушки под столом телефон в плановом начинает работать вполне удовлетворительно и торжественно возвращается на стол. Мы просто вынуждены получить хотя бы моральную сатисфакцию за наш ремонт. В 17:30 мы звоним туда и через носовой платок, сложенный вдвое, просим Дубровину быть на связи: будет соединение с Москвой. В 17:55 телефонный звонок совсем издалека, с паузами, передает Дубровиной, что линия повреждена и разговор переносится на 20 часов. В 18 часов, к удивлению уходящих домой служащих, Мира заявляет, что у нее много неотложной работы, и она еще поработает. Работала она до 9 часов вечера, надеюсь – весьма продуктивно: никто ведь не мешал…

Однажды на Невском издалека мы видим главмеха под ручку с дамой. Они зашли в кино. Поспорили с Иваном: со своей он женой или с чужой. На другой день от скуки решили проверить способом, который теперь называют «моментом истины». Маклаков, между делом, сообщает главному механику:

– Слушай, тезка, ты, кажется, здорово влип. Вчера за тобой жена кралась, следила, как ты с любовницей в кино ходил. А какая ярость была в ее глазах – словами не передать. Она тебе дома не устроила головомойку? Или ты дома не ночевал?

– Глупости какие! – сердится Иван Антонович. – Да я с женой и ходил в кино!

После его ухода я поздравляю Ивана с проигранным пари:

– Видишь: я тебе говорил, что он был с женой!

Уже через минуту я понимаю, что победа от меня ускользнула. В коридоре меня ожидает главмех, хватает за пуговицу и подвергает жестокому допросу:

– Ты вчера был с Маклаковым? Как она наблюдала? В чем была одета? Какого цвета? Что было надето на голове?