Оставалось слушать и завидовать: их бы с братом кто-то так учил! Нет, в самом деле, когда Винтерхорст наберёт своих троих-четверых учеников, надо будет попросить её, чтобы она и с Мадленой занималась тоже. Не магии учила, конечно, а музыке и Старшей речи, что ли. А Мадлена потом сира Вениамина-младшего понемногу обучит, как дети вообще друг у друга перенимают и плохое, и хорошее, просто не считая это учёбой. Будущему маршалу Вязов совсем не повредит знать, о чём болтают дриады, думая, что круглоухий дурак ни слова не понимает из их речей.
А Меллер похвалил Мадлену и спросил, что ей привезти в подарок. Только подарок будет не к Солнцевороту, предупредил он, а попозже. Может быть, даже ближе к Излому Зимы, но будет обязательно.
— А ты меня не возьмёшь с собой? — надулась она.
— Как-нибудь летом, Мышка. Сейчас холодно, темнеет рано, уеду я надолго, и твоя матушка опять будет беспокоиться.
— Летом — это до-олго, — протянула она в разочаровании.
Катриона не подслушивала, конечно. Просто стояла рядом, но не лезла в их разговор. У неё появилось развлечение — она брала наугад книгу со средней полки (на нижней и верхней стояли какие-то совсем уж заумные, только Каттену с Винтерхорст и читать) и пролистывала, отыскивая вклейки с рисунками. То есть, с оттисками гравюр, как сказал Меллер. Он показал свою печатку для примера и объяснил, что для книг вырезается целая выпуклая картина, которую потом покрывают типографской краской и отпечатывают её на листах бумаги. Катриона представила себе, как какой-нибудь мастер вырезает обстановку целой комнаты или вообще лесистый берег реки, и только головой покачала: ничего себе! Это сколько же труда приходится вложить в один-единственный рисунок в книге.
— Зато тепло, светло, и волки с разбойниками не так опасны. — Это Меллер ответил как бы племяннице.
Мадлена старательно вздохнула, явно подражая кому-то из взрослых.
— Ладно, — решила она. — Тогда привези мне, пожалуйста, двух кукол, каких мы у тёти Лаванды видели. За этот Солнцеворот и за будущий, — торопливо прибавила она, видимо, чтобы её не упрекнули в жадности. — Они у меня будут в гости ходить друг к другу.
— Хорошо, — сказал Меллер. — Будут тебе две куклы. А пока иди, Мышка, мне с твоей тётей надо поговорить наедине.
Мадлена послушно ушла, а Катриона нахмурилась, представив себе, какие игрушки покупала Елена Ферр своим детям. Что-нибудь вроде того ночника с хвастливыми охотниками, наверное.
— Это дорого? — спросила она напрямик.
— По-разному, — пожал плечами консорт. — Кто-то ведь дарит девочкам кукол, чтобы играли, а кто-то — чтобы усадить на видном месте и демонстрировать гостям. Я сам знавал матерей, которые запрещали трогать такие подарки: сломаешь, испачкаешь, помнёшь, разорвёшь… И ходит потом дочка кругами, смотрит на дурацкий лиловый шёлк и думает, что лучше бы это была обыкновенная деревянная кукла в простом платье, тогда бы её никому жалко не было.
— Вот пусть и будет обыкновенная деревянная, — буркнула Катриона.
Меллер кивнул, чуть усмехнувшись чему-то, а потом вдруг спросил:
— Вы твёрдо решили, что не поедете?
Катриона помедлила, но упрямо мотнула головой.
— Не поеду, — подтвердила она.
Меллер помолчал, откровенно разглядывая супругу, словно за почти уже год не насмотрелся на неё во всех видах. И хоть присел он бочком на край кровати, Катрионе почему-то так и представилось, как сидит он за рабочим столом в настоящем кабинете и выслушивает отчёт своего управляющего. Неприятный такой отчёт. О том, что дела идут хуже некуда и что делать с этим — непонятно.
— Я так понимаю, — проговорил он наконец, — жить в доме бакалейщика, поневоле водить знакомства с ткачами и суконщиками, встречать в доме этом художников и литераторов — всё это ниже вашего достоинства. Представлять консорта из третьего сословия своим городским родственникам — тоже. Вам хватает здешних сплетен и шипения за спиной. Я прав?
— Нет, — соврала Катриона, чувствуя, как полыхнули щёки. Ну, то есть, не очень-то и соврала. Беда ведь не в том, что все эти бакалейщики, суконщики и ткачи были простолюдинами — они были слишком уж богатыми простолюдинами, вот в чём соль. Быть для них выгодной (а то и не очень) покупкой их племянника совсем ей не хотелось.
Меллер совершенно точно не поверил ей, но спорить не стал.
— Хорошо, — подозрительно кротко и легко согласился он. — Я не прав, и дело совсем не в том, что вы стыдитесь консорта-торгаша. Вам просто не хочется ехать в такую даль. Туда, где у вас нет никого, хоть сколько-то близкого, потому что сестёр вашей покойной матушки вы вряд ли помните. А ещё вы боитесь оставить своё село на маршала, его жену и управительницу, потому что вам кажется, будто без вас тут всё развалится в два-три дня. Так?
— Ну… не развалится, конечно, — опять вздохнула Катриона, рассеянно похлопывая ладонью по обложке книги, которую так и держала в руках, — но всё равно…