Но и Меллер был прав: у неё тоже имелись обязанности, не только у него. Он от своих никогда не пытался увильнуть, а ей всего-то надо показаться его родне и знакомым. Всё честно, придётся ехать.
И кстати, да. Не станет она шить никаких бархатных платьев. А станет расхаживать в замшевой юбке для верховой езды и в волчьем полушубке, подпоясанном отцовским потёртым ремнём с такими же потёртыми ножнами. Хочет дорогой консорт предъявить болтливым недоумкам дикую и опасную тварь из приграничья, которую даже волки загрызть не сумели — будет ему деревенщина не просто с обветренной мордой, а ещё и с охотничьим ножом на поясе.
***
Собирать ей в дорогу было особенно нечего: немного белья на смену, два простых платья, чтобы и в трактире переодеваться, и в доме Меллера-старшего в чём-то ходить, да всякие мелочи вроде полотенца и гребешка. Везти с собой парадную беличью шубку она тоже не собиралась: приглашения в графский дворец ей консорт не обещал, а ради кого-то ещё выглядеть прилично… пф-ф, много чести!
Словом, сундучок она уложила быстро. Так же быстро насобирала и подарков что консортовой родне, что своим тётушкам. А в оставшееся время замучила наставлениями Лидию и Аларику, да. Катриона и сама понимала, что обеим уже не терпится отвязаться от чокнутой сеньоры с её бесконечным: «А, вот ещё что!» — но ничего не могла с собой поделать. Ни разу она ещё из Вязов дольше, чем на неделю, не уезжала, и на неделю-то всего раза три или четыре, а тут когда ещё она вернётся? Праздник они с консортом встретят в Озёрном, и не наутро же после него отправятся обратно. А если ещё начнутся метели или снегопады, то возвращение и вовсе растянется на неопределённый срок.
Так что она старалась оставить распоряжения на все случаи жизни. Они с Аларикой определились, кому подарят мотки крашеной шерсти, а кому по бутылочке серпентовского ликёра (как полагала Катриона, бутылочки будут подарком куда более ценным, чем их содержимое — ликёры быстро кончатся, а красивые гранёные флаконы останутся, и налить в них можно будет что угодно). Ещё помощнице и управительнице были отданы все ключи и подробно перечислено, чего и сколько можно потратить на праздник и какие подарки сделать прислуге. Аларику Катриона попросила вручить дриадам покрывало как-нибудь втихомолку, чтобы не только жрицы, но и свои, вязовские, этого не видели. А Лидии велела для готовки к общему столу выдать Тильде, кроме обычных яиц, мяса и капусты, мешок «королевской» муки и флягу южного масла. А масло сливочное сбивать по-прежнему в маслобойке, что бы там Тильда ни бурчала! Ох, и что же ещё она хотела сказать помощнице и управительнице?.. В глазах обеих несчастных явно читалось: «Да когда тебя уже огры уволокут в твой Озёрный?» Однако Катриона до последнего, до самого дня отъезда, почти в панике размышляла, о чём она могла забыть, и без конца дёргала то Аларику, то Лидию, а то и Клементину.
И день этот наконец настал. Они отправились сначала в Волчью Пущу, а оттуда — в столицу графства: Меллер с Катрионой в почтовой карете, сир Матиас с Ренатой верхом. Катриона, впрочем, время от времени с чародейкой менялась, потому что почтовая карета живо напомнила ей старую двуколку — разве что не скрипела так надсадно, но так же вытряхивала душу на каждом ухабе, несмотря на подложенные подушки и меховые полости, которыми пассажиры укутывали ноги: в этом ящике на колёсах, кроме всего прочего, было очень холодно. Жаль, что на этот раз Меллер не оставил в Вязах одну из фур. И плевать, что грузовая. Зато катилась мягко и легко, а под защитой тента можно было завернуться в меховой кокон и вздремнуть.
Погода стояла довольно холодная, хоть и облачная. Редкий снежок временами принимался порхать в почти безветренном воздухе, но скоро унимался, и только серые слоистые облака лениво ползли по небу — нижние пласты в одну сторону, верхние в другую, временами приоткрывая бледное зимнее небо. Дорогу уже порядком наездили, но день был короток, так что путешественники больше времени проводили в трактирах при почтовых станциях, чем в дороге: разъезжать в темноте, приманивая разбойничьи ватаги и волчьи стаи, мало кто рисковал.
К трактирам этим, кстати, Катриона относилась с непреодолимой брезгливостью. Понятно, что в пути выбирать не приходится, но ложиться в постель, в которой огры знают кто спал прошлой ночью, и есть из плохо помытой общей посуды… Да, в детстве случалось, что целая компания мальчишек и девчонок спала вповалку на куче лапника, укрываясь двумя-тремя дерюжками на всех, но там все были свои, знакомые чуть ли не с рождения. И с ними ни тогда, ни до сих пор не противно было есть из одного котелка и пить из одной кружки по очереди. Но по трактирам-то своих не было! Вернее, за них можно было посчитать только консорта с охранниками, а кто пил заметно кислившее молоко из засаленной кружки ещё этим утром — опять же только огры знают.