Катриона замялась. Чем бы они ни занимались с консортом ночами, происходило это в темноте, чуть разбавленной огоньком ночника. Ванная же освещалась ярко. Слишком. Представать при таком ярком, безжалостном свете даже перед законным супругом во всей своей неземной красе было неловко. Но и разбираться самой, без подсказок, во всех этих бутылочках, рядами стоящих на полке… Нет, помыться самостоятельно она могла лет с семи-восьми, даже в детстве воду в шайке себе разводила сама. Но тут всё было так непривычно и чуждо.
— Если вам не трудно.
— Да нисколько. Совсем наоборот.
Вдвоём было тесновато, но Катриона так расслабилась в душистой горячей воде, что поленилась бы даже голову толком помыть. Меллер же при всех его недостатках и грешках всегда очень тонко чувствовал, где нужно быть особенно бережным, а где можно и не церемониться. Дорогую супругу он оттёр мочалкой так, что кожа огнём горела и скрипела под пальцами. Зато ощущение чистоты было таким острым и ярким, словно Катриона заново родилась.
Ну и закончилось совместное мытьё неожиданно для неё, но кажется, совершенно ожидаемо для Меллера. И в ярко освещённой ванной это и вызывало неловкость, и заводило разом. Особенно после дороги, в которой они поневоле просто спали рядом, как дети, потому что в этой же комнате на соседней койке лежали охранники. Катриону не то что смутила, а почти напугала такая вспышка страсти: жила же она одна от отъезда до возвращения своего консорта — и нигде ничего не зудело.
— Хочу такую же, — неловко пробормотала она, поспешно вытираясь, надо думать, тем самым джанским, или как его там, полотенцем — мягким, пушистым и без всяких пролысин между частыми рядами безупречно ровных петелек. Да, надо было немедленно вытереться и одеться, а то после плотских забав, затеянных некстати, посреди бела дня, хотелось провалиться сквозь красивый зеленоватый пол из слоистого камня
— Такое же полотенце? — уточнил консорт. — Надо спросить Саломею, нашу управительницу. Она всем этим заведует.
— Нет, — с натянутым смешком сказала Катриона, — ванну такую же. Чтобы налить горячей воды и залечь, как кусок солонины в миске.
Меллер ответил не сразу, но не усмехнулся, не улыбнулся даже, а что-то такое всерьёз прикинул, судя по напряжённой складке между бровями.
— В нынешней крепости просто места не хватит, — наконец сказал он. — А в новой будет обязательно. Закажу гномам устройство, которое подаёт воду из реки наверх, и котёл, чтобы её нагревать, и будет нам с вами ванна. Только вы не злоупотребляйте этим, ладно? Женщинам, как я слышал, может быть совсем не полезно часто и подолгу лежать в горячей воде. У Лиссы с Марком без конца идут войны из-за этого: ей целитель разрешает только тёплую и недолго, а она вечно норовит свариться заживо.
— Лисса — это сира Мелисса?
— Она самая. Родная дочь Елены Ферр, приёмная — сира Ламберта, сестра Тео и Лаванды.
— А Марк?
— Сын дяди Рутгера.
— Признанный бастард? — не удержавшись, уточнила Катриона.
— Как и сира Мадлена из Вязов, — усмехнулся Меллер. — Катриона, если парень — сын Рутгера Вебера, его матерью может быть хоть распутная послушница Хартемгарбес, не то что известная на все Срединные Земли и сама очень не бедная художница Летиция Хорн. Марк с Лиссой заключили брак, едва ей исполнилось семнадцать: слишком уж завидные были жених с невестой, охотники за чужими деньгами так и рыскали вокруг обоих.
Катриона промолчала, не зная, что сказать. Разве только подумала, что у богатых свои заботы. Вот была бы, скажем, у Мадлены тысяча марок приданого… ну вот представим, будто была бы — тоже ведь навалилось бы хлопот выше головы: ищи нормального жениха, не такого, что позарится только на эту тысячу. И глаз с девчонки не спускай, чтобы какой-нибудь мерзавец не задурил ей голову и не воспользовался её сопливой щенячьей любовью. В общем, в больших деньгах тоже хорошего мало, вечно будешь бояться за себя и за близких — очень уж многим захочется откусить от твоего пирога.
Раздумывая над этим, она надела сорочку (длинную, под платье), но с платьем замешкалась. Очень уж не хотелось в жаркой влажной комнате надевать сукно поверх тонкого полотна. Меллер, кстати, и не думал принимать приличный вид. Накинул очередной чапан, на этот раз густо-синий, прямо на голое тело и Катрионе сказал:
— Да не мучайтесь вы, набросьте полотенце на плечи — до спальни дойти хватит. Мы не в трактире, мы в доме моих родных, Катриона. И кстати, вы не забыли, что вы сеньора из приграничья, дикая и неотёсанная? Из тех, кто сморкается в скатерть и сплёвывает на паркет?
— Где это вы у нас таких видели? — возмутилась она, но увидела, что он смеётся. — Дошутитесь ведь, — пригрозила она. — Так и буду себя вести, отмывайтесь потом как хотите.