Читаем Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ) полностью

Когда Мишель вышел на веранду, чтобы ещё несколько раз затянуться, он опять подумал о "солдатиках". И вспомнил один из фантастических рассказов, который читал когда-то в юности. Это был рассказ о шахматной партии, о битве, которую вели между собой сами фигуры - их наделила сознанием компьютерная программа. И действие передавалось через мысли и ощущения чёрного и черноклеточного слона - "королевского епископа", - вдруг осознающего бессмысленность сражения, тщету самой победы, - если она и будет достигнута, - и порабощённость свою некоему закону, побуждающему товарищей и противников биться без цели и без знания о том, что лежит за пределами боевого поля... А может быть, мы всё-таки в значительной мере подобны таким вот фигурам? И подвизаемся на устроенной кем-то арене, и развлекаем кого-то, тешим чьё-то сверхмогущество, с любопытством наблюдающее нас, но безучастное к боли нашей... Порою, когда Мишель думал так, ему казалось - Бога, чувствующего и живого, может быть, и нет... ну, а как же тогда вечная жизнь?.. не знаю, не знаю... Но как же всё-таки понять это Твоё молчание, дикое, граничащее с изуверством... Неподобающе, кощунственно звучит? Ну, а чего же Ты хотел?..

Но я не отдаю себя ни в коем случае "в жертву", подумал он сейчас; ему крайне претило идея о том, чтобы в том или ином смысле зваться "жертвой". Нет! Это не обо мне, я боец и останусь бойцом!.. Жертвой была маленькая Ноэми... вместе со своими родителями... Сейчас я сражаюсь за то, чтобы не стала жертвой ещё одна малышка; и мой долг бойца - заслонить собой ту девочку-подростка!..

Это была "хорошая", ободряющая мысль, и она пребывала с ним неотступно до самого мига, когда сознание его, постепенно угасая, смерклось под воздействием анестезии.


- 22 -


Жюстин, закрыв глаза, положила голову на подушку. Луиза сидела возле неё... Андре вышел на лестницу. В палате сейчас быть незачем, маленькая Элиза в основном спит... Но вот медсестра выглянула, позвала - "Мадам, можете зайти на несколько минут? Она опять зовёт маму... сквозь сон, но всё-таки..." И получилось так, что Луиза была внутри палаты, когда опять зазвонил телефон главврача - на этот раз в его кармане. Он бросил взгляд на экранчик, сказал лишь краткое и несколько тревожное "Да!.."; затем, выслушав то, что ему сказали, выключил аппарат и, быстро отвернувшись, - ей показалось, что он не хочет встретиться с ней глазами, - подошёл к молодому дежурному доктору и Лорен и произнёс одну-единственную фразу, из которой она разобрала слово "транспортировка". Далее он направился к служебной внутренней двери; тремя минутами позже вошёл опять и сказал Луизе: "Сейчас мы начинаем готовить девочку вместе с аппаратурой, к которой она подключена, к переносу в машину. Это займёт минут двадцать, наверное; и тогда выезжаем. Вам скажут, когда спуститься".

Выйдя, она увидела, что Жюстин всё ещё полулежит, не разжимая век; рядом - Андре, уставившись глазами в пол, шарит рукой в кармане... неужели опять курить? Но ей и самой хотелось того же, сейчас это правильно и нужно, это притупляет боль хоть немножко... Сделала ему знак выйти; на лестнице сказала:

- Опять звонок был заведующему; он сам не сказал ничего при мне, потом вышел на пару минут... Впечатление такое, что перезванивал - уточнить что-то. И на меня старался, кажется, не смотреть... Узнать бы, что же от нас скрывают... Полтора часа назад он тоже выходил, когда позвонили - помнишь... ты же там тоже был?

- Помню... и думал об этом, - Винсен вдруг, не удержавшись, посвятил её в свои раздумья после звонка от "самого Бернуа". - Луиза, - подытожил он цепочку соображений, - во мне то, что ты рассказала, усиливает надежду... Прости, - прервал он сам себя, - прости, если всё это пустышкой окажется... и вообще, - он ударил кулаком по лестничным перилам, - мне, знаешь, хочется... если бы, скажем, не надеяться... хочется чтобы уже ЭТО началось, а мне чтобы мчаться в ночь туда, к родителям своим... потому что вот это самое - ждать, и ехать, и... и обнимать её перед ЭТИМ - хуже всего!..

Можно было в ответ на это только молча обнять его самого... что Луиза и сделала, подумав: я тоже мечтаю - если уж не обойдётся, если суждено, - то уже сидеть там, в той больнице, и ждать её пробуждения... чтобы ЭТО уже было позади... но и тогда не всё будет позади, а будут делать пересадку малышке Элизе, темноволосой, с подобными бутонам глазами, Элизе, которая, ухватываясь за её руку, лепечет "мама!.." И замирает душа, вцепляясь в зыбкий мостик надежды, над дикой пучиной... над пучиной страха, что, быть может, всё напрасно, что эта крошка, несмотря на нашу жертву, не будет спасена! Но это невозможно... неужели миром всё-таки правит зло?.. Нет, святый Боже, не допусти! Sancta Mater Dei, Sancta Mater Misericordia!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Идеи и интеллектуалы в потоке истории

Новая книга проф. Н.С.Розова включает очерки с широким тематическим разнообразием: платонизм и социологизм в онтологии научного знания, роль идей в социально-историческом развитии, механизмы эволюции интеллектуальных институтов, причины стагнации философии и история попыток «отмены философии», философский анализ феномена мечты, драма отношений философии и политики в истории России, роль интеллектуалов в периоды реакции и трудности этического выбора, обвинения и оправдания геополитики как науки, академическая реформа и ценности науки, будущее университетов, преподавание отечественной истории, будущее мировой философии, размышление о смысле истории как о перманентном испытании, преодоление дилеммы «провинциализма» и «туземства» в российской философии и социальном познании. Пестрые темы объединяет сочетание философского и макросоциологического подходов: при рассмотрении каждой проблемы выявляются глубинные основания высказываний, проводится рассуждение на отвлеченном, принципиальном уровне, которое дополняется анализом исторических трендов и закономерностей развития, проясняющих суть дела. В книге используются и развиваются идеи прежних работ проф. Н. С. Розова, от построения концептуального аппарата социальных наук, выявления глобальных мегатенденций мирового развития («Структура цивилизации и тенденции мирового развития» 1992), ценностных оснований разрешения глобальных проблем, международных конфликтов, образования («Философия гуманитарного образования» 1993; «Ценности в проблемном мире» 1998) до концепций онтологии и структуры истории, методологии макросоциологического анализа («Философия и теория истории. Пролегомены» 2002, «Историческая макросоциология: методология и методы» 2009; «Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке» 2011). Книга предназначена для интеллектуалов, прежде всего, для философов, социологов, политологов, историков, для исследователей и преподавателей, для аспирантов и студентов, для всех заинтересованных в рациональном анализе исторических закономерностей и перспектив развития важнейших интеллектуальных институтов — философии, науки и образования — в наступившей тревожной эпохе турбулентности

Николай Сергеевич Розов

История / Философия / Обществознание / Разное / Образование и наука / Без Жанра