Читаем Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ) полностью

И через пять минут они стояли, - рядом, тесно соприкасаясь друг с другом, - над крошечной Элизой, спящей, но и во сне, казалось, чувствующей мучительную боль: губки подёргивались, и, словно откликаясь на их движение, вздрагивали веки над "цветочными" глазами; на очень бледное личико падала будто бы некая тускло-серая тень, отбрасываемая страданием... "Возлюби ближнего своего, как самого себя, - звучало в душе Луизы... - получается, ближним становится тот, кого полюбишь и за кого душой вострепещешь... и вот мы все теперь близкие ей, этой маленькой мученице... нет, не надо даже мысленно называть её "сироткой", потому что где-то в итальянской Калабрии у неё есть отец... и ни в чём не виноват перед нею этот человек, ибо он даже и не знал, что она должна родиться... И у неё теперь будем - мы!.. Боже великий, светлый, святой, доченьку нашу пощадивший, от раны спасший, чем сможем возблагодарить тебя - молитвами ли, свечами ли еженощными, даяниями ли неимущим?.. - Луизу укрепляла, правда, мысль о том, что удочерение малышки и забота о ней - тоже часть благодарения... - Спаси же теперь и крошку эту, не допусти, чтобы втуне... - она не решилась дошептать это предложение... - Sancta Mater Dei, Sancta Mater misericordiae, все хвалы мира прими, заступившаяся; и не оставь дитя это страждущее, и пусть откроются глаза её после... после... и пусть вновь пролепечет - мама, - и чтобы мне вновь быть с нею..."

Сейчас надо будет действительно лечь спать, подумала она затем... нет, заснуть вряд ли удастся, но хотя бы вытянуть полузатёкшие ноги; а телефон я положу рядом и попрошу доктора, чтобы мне дали номер, на который можно будет звонить в хирургическое и узнавать; и мне чтобы звонили и сообщали... И как же хорошо, что Жюстин поедет с Андре, чтобы он не вздумал брать машину... Боже, хоть бы доехали они благополучно и туда, и потом обратно... и наставь его, чтобы он родителям своим рассказал ВСЁ... так же бережно, как Жюстин открыл это...

Взгляд Луизы падал то на спящую малышку, то на Жюстин, то на Андре... Она старалась охватывать взглядом их всех одновременно, как бы уславливая, укрепляя и защищая тем самым желанную целостность, пытаясь заручиться согласием той силы, в чьей руке они трепещут, - помочь, не дать рухнуть в пучину!.. Боже великий, светлый, святой, Ты ведь позволишь нам стать одной семьёй?.. Мы не будем жить, как жили раньше, но позволь, чтобы не на алтаре вершилось наше искупление, а в любви, в заботе... и доченька наша станет ей старшей сестрой... да и разве она уже не стала ею?.. И как же замечательно, что именно он, Андре, стал первым, кто облёк в слова этот помысел - удочерить!.. Именно он, который однажды, услышав историю чьего-то усыновления, сказал: знаешь, я в принципе люблю детишек, но далеко не уверен, что был бы способен на любовь, подобную родительской, к чужому ребёнку... Так он тогда сказал; но ведь Элиза - уже совсем не чужая, разве может она быть нам чужою... она, вытащенная нами из машины за несколько секунд до взрыва?.. Она, ради которой Жюстин готова была лечь под нож, а мы подписали согласие...

И он непривычен, конечно, к житейским трудностям, мы все непривычны; но если мы выдержали такую ночь, то выдержим и "хлопоты"... Дай Боже, великий и святой, чтобы "хлопоты", чтобы "затраты", - всё это уже не страшно!..

А Жюстин думала, глядя на спасаемую сном от непрерывной боли крошечную девочку, что вот и будет у неё теперь, кроме младшего братишки, ещё и сестрёнка... Если Бог так добр, - прозвучало в душе её снова, - Он не может не спасти её; и она будет с нами, и будет играть в тех моих куколок, которые порой словно бы смотрят на меня с лёгким укором - почему ты всё меньше достаёшь нас с полочек, неужели тебе уже не интересно наряжать нас в матерчатые и пластилиновые платьица и строить для нас магазинчики одежды и рестораны?.. Теперь я опять часто буду в вас играть... вместе с ней... Жюстин нравилась мысль о том, что она будет, делая это, вновь и сама окунаться в детство. Можно делать это, конечно, и с Пьером, помогая ему собирать мозаику или паззл, но ведь у него по большей части солдатики да машинки, в которые он куда больше любит играть с приятелями из садика, чем со мной. А теперь будет опять мир маленькой девочки, который я с ней разделю... Мы привезём её домой, и я приглашу подруг... и познакомлю их со своей новой сестричкой... А сейчас мы поедем с папой к бабушке с дедушкой; и так хорошо, что я буду с ним рядом, когда он будет им рассказывать ВСЁ!.. И мне он обязан досказать - про этого комиссара, который к нам приходил, и про остальное... И как же хорошо, что он открыл это мне... он так тревожно, так беспокойно тогда смотрел в машине, когда ехали с Бланш и Валери; и неужели же он опасался, что я, узнав, буду иначе относиться к нему?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Идеи и интеллектуалы в потоке истории

Новая книга проф. Н.С.Розова включает очерки с широким тематическим разнообразием: платонизм и социологизм в онтологии научного знания, роль идей в социально-историческом развитии, механизмы эволюции интеллектуальных институтов, причины стагнации философии и история попыток «отмены философии», философский анализ феномена мечты, драма отношений философии и политики в истории России, роль интеллектуалов в периоды реакции и трудности этического выбора, обвинения и оправдания геополитики как науки, академическая реформа и ценности науки, будущее университетов, преподавание отечественной истории, будущее мировой философии, размышление о смысле истории как о перманентном испытании, преодоление дилеммы «провинциализма» и «туземства» в российской философии и социальном познании. Пестрые темы объединяет сочетание философского и макросоциологического подходов: при рассмотрении каждой проблемы выявляются глубинные основания высказываний, проводится рассуждение на отвлеченном, принципиальном уровне, которое дополняется анализом исторических трендов и закономерностей развития, проясняющих суть дела. В книге используются и развиваются идеи прежних работ проф. Н. С. Розова, от построения концептуального аппарата социальных наук, выявления глобальных мегатенденций мирового развития («Структура цивилизации и тенденции мирового развития» 1992), ценностных оснований разрешения глобальных проблем, международных конфликтов, образования («Философия гуманитарного образования» 1993; «Ценности в проблемном мире» 1998) до концепций онтологии и структуры истории, методологии макросоциологического анализа («Философия и теория истории. Пролегомены» 2002, «Историческая макросоциология: методология и методы» 2009; «Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке» 2011). Книга предназначена для интеллектуалов, прежде всего, для философов, социологов, политологов, историков, для исследователей и преподавателей, для аспирантов и студентов, для всех заинтересованных в рациональном анализе исторических закономерностей и перспектив развития важнейших интеллектуальных институтов — философии, науки и образования — в наступившей тревожной эпохе турбулентности

Николай Сергеевич Розов

История / Философия / Обществознание / Разное / Образование и наука / Без Жанра