"Канадские сувениры" организовала Аннет - заказала их через интернет-магазин, оплатив срочную доставку на почтовое отделение университетского корпуса. Выбирала их тоже в основном она - сыновьям, маме и сестре Мишеля, своим родителям и самой себе... То, что он не привезёт ничего из одежды, не должно было вызвать удивления - не разбирался он в этом и размеров ничьих не знал... "Виды Лабрадора" устроил он сам: перевёл на диск сорок снимков, найденных на малопопулярных сайтах - ребята там шарить не будут, да хоть бы и шарили, все эти пейзажи очень похожи один на другой, - и попросил молоденькую медсестру, знающую все тонкости использования мобильных телефонов, перевести эти снимки на его аппарат. Спросят - "почему же сам не сфотографировался на память?" - можно ответить, что не до того было...
Аннет была вынуждена тщательно избегать новой встречи с Андре Винсеном или Жюстин - такая встреча почти с головой выдала бы тот факт, что она кого-то навещает... И она приезжала довольно рано, когда малышка Элиза ещё спала и вероятность встретить кого-то из этой семьи была ничтожна: жена Винсена должна была находиться в такие часы в детской реанимации, а остальные - в гостинице. Обратно же она спускалась пещком по служебной лестнице и чёрным ходом выходила почти прямо к машине, которую взяла, выспавшись, на второй день и которую ей, по распоряжению доктора Бернуа, разрешали ставить на стоянке для персонала.
Попросив Аннет сделать и привезти ещё одну распечатку, Мишель дал доктору Бернуа "Сказание об Избавителе". Прочтя, тот сказал ему: "Ну, теперь выполняйте обещание - помните, перед операцией вы посулили мне рассказ о чём-то сокровенном? Хочется знать, что навело вас на эти темы и образы". И Мишель рассказал ему о неспасённой когда-то Ноэми... и о своём, внушённом памятью о ней и вселившемся ему в душу с юности страхе - не оказаться там, где может понадобиться спасающий. И о своей солдатской службе в ЕЁ стране; и о том, как бил он из из гранатомёта в последнем своём бою по машине-бомбе, и как были погублены вместе с нею и сидевшими в ней - безвинные... Ибо, подобно истребившему "целый род живущих" Тетрарху, не могли он и его товарищи, защищая своих - тех, кого любили, - разделить и разъять...
И доктор, выслушав всё это, сказал: "Теперь я, кажется, понял. Когда вы в ту ночь стояли передо мной, я думал - в вас нет совершенно ничего от "жертвы", и возможно ли, чтобы такой человек отдавал себя... прямо и буквально под нож? Но вы сделали это как боец: вам нужно было спасти свою "Ноэми", заслонить её, как будто в бою, от удара... Не в жертву, а в бойца превратила вас её гибель..."
Мишелю очень хотелось посмотреть на девочку, в теле которой приживается его почка, но он понимал: там, вблизи от неё, находится Луиза Винсен, и идти туда нет поэтому ни малейшей возможности. "Элизу без Луизы", сказал ему тот же Бернуа, мы вам показать не сможем... Ладно, думал Рамбо, время терпит: потом, когда уже не надо будет прятаться, при случае напрошусь к ним в гости - и увижу... он же и раньше хотел поговорить о моей книжке, а теперь ещё, может быть, и насчёт "Сказания" возьмёт и позвонит... им это очень в тему после того, что дочка... и точно, лучше в гости, потому что тогда и на эту Жюстин можно будет взглянуть...
Но пока он вынужден был "прятаться" - и не покидал отделения ни в первые несколько суток, ни позднее, когда уже чувствовал себя превосходно. Курить - по истечении карантинного срока, - можно было на территории отделения, на открытой веранде. Туда он выходил спокойно, это третий этаж, и Луиза Винсен - хотя она тоже, кажется, курит, - со своей веранды, расположенной точно под этой на входном, физически не сможет увидеть его... Он взял туда маленький столик и много сидел там с ноутбуком - и просто развлекался, и изучал эту историю с викингами, решив, что действительно напишет серию эссе на тему различных национальных амбиций, побуждающих народы к поискам тех или иных ещё не признанных за ними былых свершений. А ещё - прикидывал возможность создать целый цикл, преемственный "Сказанию".